– Десятки, подъём! – от удара в ухо моя голова летит с одного края подушки на другой, просыпаюсь по дороге.
– Я музыкант, я кулаками не бью!.. – не унимается рыжий.
Ну чё так орать-то… господи, пытаюсь подняться, уворачиваясь от очередной оплеухи. Вижу: «будильник» переключился на моего соседа по нарам, сходу зарядив тому кулаком по лицу. «Наврал, сука!» – краем глаза наблюдаю побудку соседа и потихоньку выбираюсь в проход между нарами.
– Молодые, строимся в проходе, уроды!
Стоит сплошной гул в ушах, весь наш барак в каком-то движении, кругом звуки ударов и стоны «раненых». Несмотря на такую неожиданность и хаос в сознании, в проходе между рядами нар уже наметился строй десяток в одну шеренгу в трусах. Мне страшно. Занимаю своё место в построении. В голове мысль: «Наверное, бить будут… и, скорее всего, всех наших… обнадёживает, что не меня одного». Начинаю ориентироваться: я в середине строя в человек 15–17. Старшаков всего несколько, рыжий с серьгой в ухе, который музыкант, – по центру, остальные – по краям от нас. Далее – короткая речь, смысл которой в паре слов – мы плохо себя ведём, да и вообще!.. Сразу после этого – экзекуция, чтобы усвоили. Шеренгу нашу, трусливую и дрожащую, с обоих флангов начали метелить кулаками куда попало.
Стою. Боюсь. Почему-то начал гадать, с какого края до меня вперёд дойдёт. Дошло справа. Сначала мой сосед по нарам, спортивного сложения парнишка, приняв свой удар в лицо, исчез в темноте между нарами. Я только успел проводить его взглядом – думаю, хорошенько, наверное, вмазали… разворачиваюсь обратно и получаю свою порцию в нос… У меня нос слабый, и сразу кровь сильно пошла, закрываю лицо руками и наклоняюсь… а ударчик-то так себе, если честно, ожидал большего.
– Вы, двое! Схватили полотенца – и в умывальник! И бегом сюда, как умоетесь! – это мне и моему соседу-спортсмену, нам, кажись, повезло больше остальных: из всех носы только нам расквасили.
Умывальники на улице, обычные, как в летнем пионерском лагере. Вода ледяная, температура воздуха, наверное, минус… Стоим в трусах и ботинках, умываемся, изо рта пар идёт, холодно. Назад не торопимся. Перекинулись парой слов. Страшно и холодно, что тут скажешь, вот и дрожишь то ли от страха, то ли от холода. Постояли.
– Ну, пойдём, что ли? Не хватало ещё тут простыть нафиг!
Заходим в барак, побоище уже закончилось, всё стихло. Без лишнего шума устраиваюсь на своих нарах. Чувствую себя побитой маленькой собачонкой. Засыпаю.
Подъём в семь утра. Снаружи холод и туман, вокруг наших бараков грязь, идём по доскам. Привет, умывальник! Чистим зубы – слава богу, мои все на месте – и толпой тащимся на завтрак. Кто-то на ходу курит… Настроение не очень, наступающий день не внушает особых радостей, как и последующая ночь.
Столовка – отдельный барак, там же и кухня. Сегодня – рисовая каша, хлеб с маслом и чай. Нормально. Сидим за длинными столами из досок на таких же скамейках, посуда алюминиевая. Кто позавтракал – сдавай плошки и выметайся без команды! Ещё минут пять на перекур останется и построение.
– Второй барак, строиться! – голос нашего старшины.
Народ помаленьку начинает собираться в стадо…
– Алё, мля! Отцы! Пошевеливаемся! Строиться команда была! – это уже в нашу сторону, для пущей важности.
Старшина Серёга – он из нашего же набора, но уже дембель, не десятка, то бишь, а после армии, то есть человек бывалый и уважаемый. В нашем наборе есть те, кто поступили сюда сразу после школы, после окончания десяти её классов, так называемые десятки или молодые и есть те, кто пришёл, уже отслужив в Вооружённых силах, – дембеля. Понятно, что мы живём здесь в одном бараке. И с нами же живут и старшаки – если одним словом, это третий курс. Всего в бараке человек сорок с небольшим. По неписанному закону нашей «бурсы» (мореходного училища), десятки – это низшая ступень в иерархии. Их задача на первом курсе – совсем не учёба, как оказывается! Их задача – добраться как-то до второго года, попросту – выжить! Ещё до отправки на картошку я уже начал это смутно понимать, но очень не хотелось верить, что это не досадный бзик, а устоявшаяся традиция.
Перетёрли мы меж собой эту тему, порешили: ну раз такая фигня, то принято, будем как-то тянуть лямку, глядишь – и прорвёмся. Оказать сопротивление желающих особо не нашлось… на данный момент.
Построились в каре напротив своих бараков, их всего четыре. Четыре барака – четыре толпы. Перекличка. Мы одеты в старую форму б/у, которую нам выдали перед отправкой сюда: шинели, бушлаты, роба, парадка, шапки, «гады»… всё чёрного и серого цвета, без погон, ремней и эмблем – на фоне бараков, грязи и утреннего тумана это очень напоминает или штрафбат или заключённых. Вот-вот сбудется моя мечта – я почти уже курсант Сахалинского мореходного училища! На мне даже тельняшка настоящая! (Об этом – отдельная история.)
– Шагооом арш!
Чавкаем по грязи и лужам в сторону полей с картошкой. Они недалече, с полчаса ходу. Трактора там уже побывали и картошку всю перелопатили с землёй, нам осталось только её, родимую, из грязи выковырять (или затолкать туда, чтоб не видно было) и при помощи вёдер рассыпать по мешкам-сеткам… Иду себе, сплю по дороге, холодно. Пришли. Поля необъятные – ё-моё! Каждому по рядку до обеда, и по рядку – после. Рядки эти такие, что конца-края их не видно, они скрываются где-то за неровностью поля! Думаю, что картины такие многим по молодости повидать приходилось. Никуда не денешься (влюбишься и женишься) загнулись в позу – и вперёд. Не успел войти во вкус, как тут же новая вводная – кровопивец нарисовался. Сосед по рядку слева из старшаков заявил о себе:
– Слышь, зёма, а чё так медленно?! Давай, зашуршал быстрее! И мой ряд прихватил тоже!
Долговязый такой вихрастый блондин из советских фильмов про комбайнёров… а пригляделся: так и есть – упырь! Короче, до обеда я не успел (тут свой-то ряд одолеть бы, а ещё с такой нахлобучкой… – нет, он тоже, кажись, чего-то делал: больше закапывал да курил) но и возмездия тоже не последовало. Еле доковыляв до конца поля к ужину, я подумал, что главное завтра с этим «комбайнёром» не присоседиться. Он после обеда вообще свалил куда-то, наобещав мне с три короба, если я за него не управлюсь. Ну я и забил на его ряд: поди там разберись под конец дня в нашем бардаке, где чей рядок был! Да и правильно сделал: прокатило на первый раз. Но всё равно я еле волочил ноги после такого денька с одной мыслью: добраться бы до нар и упасть. Да и жрать очень хочется, даже не знаю, чего больше!
На камбуз из каждого барака ежедневно назначалось по одному дневальному из числа молодых, а командовал парадом дежурный по камбузу, старшак. Дневальные накрывали и убирали со столов и помогали тёткам-поварихам. Приём пищи был всегда в две смены – орава большая. Помимо этого, каждому молодому нужно было не забыть позаботиться о своём бараке, чтобы там всегда были чай, хлеб и сахар, а по вечерам ещё и картошки натырить. Её мы уже сообща или по очереди чистили и жарили для тех, кому «положено». Вот такая петрушка продолжалась изо дня в день, с вариантами.
