Кристоф сидел у огня вместе с товарищами, отдыхая после тяжелого дня, проведенного в пути. В его руках была миска с рыбной похлебкой и черствым куском хлеба. Ночь брала свое. Бледный серп луны улыбался путникам с небес холодной бесстрастной улыбкой, а деревья вокруг будто замерли в томном ожидании, не нарушая всеобщей тишины. Кристоф знал, почему даже ветер не шелестел листвой над их головами: все живое давно покинуло эти края, уступив леса неведанной и грозной силе, убивающей все, до чего та сможет добраться.
Проклятое место.
Кристоф приказал своим людям разбить лагерь в Шепчущих землях, зная об опасности. Однако не по своей глупости, а с надеждой, что более жуткие твари, идущие по их следу, отступят, подарив отряду разведчиков хотя бы краткую передышку.
И все же его план провалился. Четверо неизвестных с мертвецкими желтыми глазами вошли в лагерь мятежников раньше, чем кто-либо успел что-то предпринять.
– Господа, – нахмурился светловолосый мужчина в черной одежде, стоило всем, включая Кристофа, подскочить с насиженных мест и схватиться за оружие. – Вы устали, мы – тоже. Зачем же усугублять ситуацию? – Ухмылка незнакомца превратилась в звериный оскал. – Вы и так знаете, чем все закончится.
Заблестели лезвия клинков в свете вспыхивающего пламени, свистели стрелы и звенело битое стекло, перекрывая крики боли. И только дьявольский гогот одного из незнакомцев не прекращался до самого конца битвы, изначально предрешив судьбу победителей и проигравших.
Яркие мигающие огни софитов под высоким потолком, запахи духов и табака, почти раздетые танцовщицы по углам огромного зала и люди в разноцветных одеждах, нарядившиеся персонажами из любимых фильмов ужасов.
Никто и представить себе не мог, как все это было мне чуждо и неприятно. Чего стоили одни пульсирующие всепоглощающие басы электронной музыки – один шум – и ничего сквозь него не слышно.
Я никогда не любила подобные вечеринки, предпочитая тихие посиделки дома, но сегодня мне пришлось находиться в компании безумных пьяных людей, привыкших «зависать» в клубах после тяжелой трудовой недели.
Это был праздник «Пятница тринадцатое», своего рода костюмированный бал. Дешевая вечеринка в занюханном отвратительном клубе… Все декорации делались на скорую руку, казалось, чтобы просто отмахнуться от посетителей: картины, неестественная паутина, бутафорные свечи, страшно разрисованные стены. Атрибутика танцевального зала создавала очень неуютную и угнетающую атмосферу, а присутствующие здесь личности так и вовсе не давали расслабиться, настораживая одним своим видом. Кругом мелькали раскрашенные гримом лица, маски, ужасные пышные платья, кожаные плащи, пугающий и неуместный боди-арт, разноцветные линзы.
…И это был день рождения моего хорошего друга детства. Я не знала, почему он решил отмечать его именно здесь. Раньше мы всегда праздновали культурно: либо у него дома в тесном семейном кругу, как обычные люди, либо в очень хорошем баре и в нормальной компании людей. Однако сегодня никого из наших общих друзей не было. Дэвид твердо решил позвать своих «новых знакомых» и притащил нас в этот клуб – грязный, пропахший алкоголем и табаком. Осматриваясь вокруг, я понимала, что об этом месте спокойно могли бы написать в колонках криминальной хроники.
Наверное, мне не стоило сюда приходить, но и отвергнуть приглашение Дэвида было некрасиво по отношению к нему. Все-таки лучшие друзья, он бы не понял.
Поэтому я и здесь. Стояла у мрачной шершавой стены с бокалом странного на вкус коктейля и наблюдала за тем, как захмелевшие гости разливали уже которую бутыль шампанского в дальнем углу зала, и как виновник торжества зажимался в тени с некой барышней с синими щупальцами на голове, позабыв про всеобщее празднование.
Нет, ревности к юноше не было никакой. Дэвид с самого детства относился ко мне как старший брат, и мне всегда было плевать на его постоянно меняющихся подруг. Но почему-то именно сейчас его заигрывания с сомнительной незнакомкой оставили на душе неизгладимо гадкий отпечаток.
Я отвела глаза.
Под монотонный звук басов и косые взгляды ряженых гостей клуба я начинала подумывать, что можно незаметно уйти отсюда, пока все заняты своими делами. Проводить время на этом празднике мне нравилось не больше, чем любому другому человеку драить унитазы в уборной. Ну а что? Пришла, отметилась, подарила подарок, выпила за здоровье именинника. Все! Моя задача выполнена. Конечно, я знала, что завтра Дэвид обязательно будет бухтеть на меня за то, что я ушла, не попрощавшись, но это все мелочи.
Я искоса взглянула на опьяневшего друга, улавливая за танцующей толпой его темный силуэт, и удовлетворенно хмыкнула – можно уходить без угрызения совести. Я сразу заметила его у противоположной стены в свете неоновых ламп: высокий паренек в плаще и маске ютился в самом темном углу и прижимал к себе миниатюрную синюю «медузу горгону». Мне вдруг стало ясно, что он на учебу он завтра не придет, и можно без угрызения совести собираться домой.
Кинув прощальный взгляд на мутных знакомых Дэвида, я залпом выпила обжигающий глотку напиток и осторожно под ритм диких электронных барабанов двинулась в сторону выхода по мерцающим плиткам на полу. Людей на танцполе оказалось в несколько раз больше, чем я ожидала. Невыносимая духота, ослепляющий и горячий свет прожекторов, приторный запах духов, перемешанный с табачным дымом… Шаг за шагом я проталкивалась сквозь толпу неадекватных танцующих и дергающихся тел. Блестящие глаза с расширенными зрачками и неуклюжие движения красноречивее слов говорили об их состоянии. Люди, подобно зомби, повторяли одни и те же танцевальные движения снова и снова. Я старалась не обращать на них внимания, но они буквально гипнотизировали меня.
…И через мгновение все пропало, как будто кто-то неожиданно погасил свет. Исчез и едкий запах, и бьющие по ушам басы. Меня словно ударило оголённым проводом, пропустившим через тело тысячи вольт. Все просто растворилось перед глазами, расплываясь легкой рябью на воде, а затем я провалилась в небытие.
* * *
Ощущение реальности вернулось не сразу. Далеко не сразу… Я была будто в вакууме, пока, наконец, не начала чувствовать кончики пальцев, которые подрагивали как крылья птицы колибри на ветру.
Пробуждение занимало, как мне казалось, очень много времени – невыносимо долгие минуты, превращающиеся в часы, а потом меня пронзила жгучая невыносимая боль. Сказать, что у меня болело все – это ничего не сказать. Кричала каждая мышца, каждая ожившая от коматозного сна клеточка тела. Дикая слабость, ужасная головная боль. Кровь невыносимо пульсировала в висках, а желудок хотел вывернуть из себя все содержимое. Я боялась, что если попробую встать на ноги, то меня рвотными позывами нагнет обратно.
