Алену Шмелеву многие считали баловнем судьбы, а она и не спорила.
Ей даже нравилось притворяться воздушной.
«Принцесса» была любимой из ее масок.
Нет, если надо было, она могла воплотиться и в «разбойницу», тем более что все детство и часть юности провела в таких краях, о которых и вспоминать не хочется. Но в местах тех невозможно было выжить без навыка отгонять приставшего на улице пьяницу с помощью перочинного ножа, крепкого слова и таланта вовремя почувствовать момент, когда надо вывернуться и бежать. Такие ситуации с ней не раз и не два случались. В ее городке это было нормой – девчонку красивую прижать. А то, что Алена расцветет и станет красивой девушкой, было всем очевидно уже с ее девяти лет.
Прекрасный белый лебедь в стайке пыльных помоечных голубей.
Ее родители были такими помоечными голубями: выцветшие фотографии в скудном семейном альбоме говорили, что у матери было когда-то человеческое лицо, да вот только Алена не застала этих светлых времен. На фотографиях мама была кудлатой блондинкой с озорной улыбкой, ямочками на полных белых щеках и кокетливо завитой в пуделиный куделек челочкой. Она носила красные сарафаны в горошек, туфли на каблуке-рюмочке и белую атласную ленту в волосах. Алене хотелось бы запомнить ее такой, а не той мамой, которая каждое утро грубо сдергивала с нее колючее шерстяное одеяло и хрипло командовала: «А ну в школу давай дуй!.. Нет, к холодильнику даже не подходи, в школе тебе кашу выдадут. Дармоедка!»
Нищета делает многих людей злыми. Это происходит очень быстро.
Когда-то мамину жизнь сломал один-единственный неверный поступок. Молоденькая романтичная мама… Тогда еще не мама, а просто милая Танюшенька; бабушка называла ее так, Танюшенькой, и невольно все подруги переняли, и Юра тоже. Танюшенька, студентка педагогического института, переживала боль первого в своей жизни расставания. Был у нее жених. Юра. Она до самой смерти того Юру вспоминала, хотя встречались-то они всего ничего – три месяца. Но, как это бывает в юности, эти девяносто дней вместили в себя целую альтернативную жизнь: они успели и запланировать совместную старость, и намечтать собственный домик в Ялте (разумеется, с дивным садом, где уже в феврале зацветает миндаль), и тысячи раз прошептать «люблю». Юра собирался стать летчиком.
Мама однажды пожаловалась Алене, что уже и не помнит его лица. Отец заставил порвать все Юрины фото – ревнивым очень был. А без фотографий облик померк очень быстро. Память его вытеснила. Может быть, это была такая защитная реакция ее психики – не вспоминать о былой сладости. Иначе как смириться с мраком будней, если знать, что судьба давала тебе шанс на счастье? Она могла бы быть замужем за летчиком! Могла бы не считать копейки, не штопать чулки и не терпеть мужнины побои, а перелетать из Сингапура в Марокко, пить крепкий кофе на мраморных верандах хороших отелей и носить туфли из кожи питона.
Да, Юру она толком не помнила. Но с удовольствием снова и снова рассказывала то, что в памяти осталось: высокий, сероглазый, светленький, с военной осанкой и низким голосом, от которого мурашки по коже.
Видимо, не одной Танюшеньке он казался идеалом. В юности все это быстро происходит. Как говорится, красивая и смелая дорогу перешла. Мама рассказывала Алене, что даже вены резать пыталась, и шрамы зажившие показывала – словно даже гордилась этим. Словно такая вот готовность бездарно отказаться от возможности жить и была доказательством ее настоящей любви.
И вот, оставшись без жениха-летчика, пребывая в состоянии жестокой депрессии, мама и сделала тот неверный шаг, который на всю жизнь заточил ее в аду.
Брошенная Танюшенька начала жаловаться всем подряд на горькую судьбинушку и невыносимое одиночество, и вот какая-то жалостливая подруга выдала ей почтовый адрес своего дальнего родственника, который, по словам той подруги, тоже был красавцем мужчиной, тоже высоким и с военной выправкой, тоже белокурым и с глазами цвета стали. И может быть, тоже стал бы летчиком, если бы восемь лет назад в пьяной драке не зарезал человека. И вот теперь он коротает дни в местах не столь отдаленных и с удовольствием будет переписываться с такой милой блондинкой, как она. Любит он блондинок кудрявых, так-то.
И не то чтобы Аленина мама так уж стремилась в объятия отбывающего срок убийцы… Но было дождливое лето, было так скучно и тоскливо. Терять было совершенно нечего, как ей тогда казалось. Ну и написала она небольшое письмецо, отправила.
Ответ пришел на удивление быстро. Письмо заключенного маме понравилось. Он называл ее пусть не Танюшенькой (откуда бы ему знать, ведь подписалась-то она Татьяной), но тоже ласково – Танечкой. Не сделал ни одной грамматической и пунктуационной ошибки (что для нее, как для будущего педагога, было своеобразным знаком качества). У него был слог человека, который много читает и много думает. Ну правильно, а что ему еще делать восемь с лишним лет взаперти!..
Завязалась у них переписка, и уже спустя несколько месяцев она отправилась на первое свидание. Даже специально платье сшила из белой марлевки. Идиотка. Но кто же знал. Летчик Юра был забыт. И по сравнению с новым принцем, настоящим мужчиной, казался тюфяком, горя не нюхавшим. А ведь именно пережитое горе воспитывает мужественность – это каждому романтичному будущему педагогу известно.
И пусть Виталий оказался не таким уж красивым, высоким и широкоплечим, как рекламировала подруга (честно говоря, Таня сначала в шоке от его внешности была – худой какой-то, сутулый, лицо землистое, брови лохматые и с сединой, хотя на тот момент ему было тридцать с небольшим), но зато он так влюбленно смотрел и так ласково говорил… А у Тани было богатое воображение. И она успела влюбиться заранее, заочно. Так что образ придуманного Виталия довольно быстро съел Виталия настоящего, и к концу двухчасового свидания ее сердце уже пело и вибрировало.
Уезжала Таня влюбленной и окрыленной.
А потом – письма, телефонные звонки, редкие встречи, тяжеленные сумки, которые она на своем горбу раз в три месяца тащила в колонию. Неприятие родителей.
Препятствия укрепляют любовь. Татьяна чувствовала себя практически Джульеттой. В сущности, до этой встречи у нее была такая пресная жизнь. Обычная тихая девочка из семьи инженеров, распланированное будущее – вот закончит институт, будет учить малышей писать «жи» и «ши»… И вдруг такой накал страстей!
Расписались они в колонии, тайно. Таня уже постфактум показала родителям штамп в паспорте. Отца тут же увезли на скорой с микроинфарктом. А мать сказала, что Таня может забыть о ее помощи и не рассчитывать на кусочек московской квартиры – все достанется ее брату и сестре.
