Вместо предисловия: Как я встретился с писателем Тымнэттыкаем
С Сергеем Ивановичем Тымнэттыкаем мы познакомились осенью 2007 года, в Монреале. Я был там проездом, он – тоже. Хотя, надо признать, встречу мы запланировали заранее – ровно за два дня. Оба были заняты, оба путешествовали нечасто.
Я приехал из города Квебек, он – из Вашингтона. Я не был уверен, узнаю ли Сергея. На форумах он никогда не выкладывал фотографий, старался избегать личных деталей, псевдонимы выбирал неброские. Я даже сперва подумал: “Не агент ли ФСБ”? Но выяснилось, что Сергей Тымнэттыкай работает в Пентагоне, причём вполне официально. Нет, он не военный и не чиновник, а “специальный консультант”, но фактически стоит достаточно высоко.
Я сразу понял, что это он: приятный, уверенный человек среднего роста, в элегантном чёрном костюме, в светлом плаще. Рубашка – ослепительно белая, галстук завязан безукоризненно. Мне даже стало стыдно за мои потёртые джинсы, толстый шерстяной свитер и осеннюю куртку.
– Здравствуйте… – Сергей назвал меня по имени.
– Со мной можно на “ты”.
Это было на улице Сен-Дени, возле входа в метро Berri-UQÀM. Мы пошли в пивную “Trois brasseurs” и сели за столик. В те времена, там стояла бочка с фисташками: клиенты могли брать их сколько угодно, а скорлупки кидали прямо на пол. Не самая чистая пивная города, но зато самая гостеприимная.
Сергей заказал пинту безалкогольного пива, я – обычного. Началась беседа.
Про меня Сергей знал почти всё (“Читал твоё досье,” – признался он). Много рассказывал и о себе: про чукотское детство, про родителей – школьных учителей. Выяснилось, что мать Сергея – этническая белоруска. Волею судеб оказавшись на Чукотке, она перешла на чукотский язык и культуру, вышла замуж за уроженца этого края, но сына учила и белорусскому.
– Хотя говорю я по-белорусски очень плохо, – грустно признался Сергей. – Даже стыдно.
Дедом Сергея (хоть и “незаконным”) был белорусский поэт Юлі Таўбін. После одного из поэтических вечеров к нему подошла статная золотоволосая поклонница и, ничего не говоря, взяла за руку и повела за собой…Больше они не виделись, но мать Сергея – дочка поэта.
Сергей говорил со мной на французском – очень хорошем, немножко старомодном (“Никогда не жил во франкоязычной стране, – признался он. – Чукотка, Россия, потом – Штаты…Так что практики было мало. Немножко тебе завидую.”).
В девяностые годы Сергей покинул Родину и переселился в Россию, в Петербург. О питерском периоде он рассказывает в повести “Латъёл” (“Лисица”). К сожалению, текст ещё не переведен с чукотского.
– А как тебя занесло в Америку? – спросил я. Оказалось, в Штаты привела любовь.
– Моя жена – американка, – признался Сергей, – но она инуитского происхождения, с Аляски (инуитами в Северной Америке называют эскимосов).
С будущей супругой Сергей познакомился в Петербурге.
– А вырос я в мургин нутэнут, – говорит Тымнэттыкай. И поясняет: по-чукотски словосочетание “мургин нутэнут” означает “родной край”. Как и многие представители интеллигенции моего поколения, рос на стихах Кымытваль и Вальгиргина, на повестях Рытхэу. Был даже членом подпольного националистического кружка…
Наконец мы заговорили о деле. Сергей собирался перевести свои повести на русский и просил порекомендовать хорошего переводчика. Порывшись в памяти, я назвал своего давнего знакомого, Ивана Генриховича Деникина. Профессор Московского Национально-Гуманитарного Университета, Иван Генрихович как нельзя лучше подходил для этой задачи.
Сергей поблагодарил и откланялся.
Евгений Лакинский, 2014 г.
Московский автономный округ, или на краю Чукотки
«Первое упоминание о чукчах в письменных источниках относится к 1641 в связи с тем, что в районе Колымы они напали на русских сборщиков ясака (подать пушниной, собираемая с аборигенов). Стоит обратить внимание, что это была агрессия со стороны чукчей.»
Русская Википедия
«А если бы тогда, в XVII веке, чукчи дошли до Москвы? Возможно ведь такое…
Роман Кравченко, Организация украинских националистов
– А вот я ещё анекдот вспомнил, – донеслось снизу. – Приехал московит в Анадырь, поселился в гостинице. Ну ему, типа, говорят: как проголодаетесь, закажите обед по телефону. Ну день он из номера не выходит, ну два. Открывают двери…А он бегает вокруг телефона и кричит: “Телефона-телефона, а московит кушать хочет!”
Внизу заржали.
– А вот тоже. Приезжает московит из Анадыря, привёз с собой электрический чайник. Ему говорят: “Да у тебя ж в избе электричества нет!” А он: “Московит не дурак, московит розетку купил!”
Снова взрыв смеха.
Вынтэнэ стало противно. Она украдкой посмотрела на мужчин. Волосы у них светловатые, а глаза – округлые. Сами ведь помесь с туземцами! Кем были их предки? Волжскими болгарами? Или мордвинами? А может теми же несчастными московитами? Но эти считают себя чукчами.
Конечно же, чукчами! Гордыми повелителями, народом-духоносцем. Старшими братьями всех остальных – коряков, якутов, московитов…
Хотя какие они московитам братья?
Почему она, Вынтэнэ, не задирает носа? Ведь могла бы! А что, коренная анадырчанка, чистокровная чукча. И волосы у неё, между прочим, иссиня-чёрные. И глаза безупречно узкие. Прямо таки “высшая раса”. Хоть позируй для плакатов Чукотского национального единства…
– Купил московит растворимый кофе. Читает инструкцию: “Возьмите чайную ложку кофе… Сыплет кофе себе в рот. “Залейте кипятком…
Льёт себе в горло кипяток. “Перемешайте… Крутит животом. А потом жалуется: “Ох, и придумают же эти чукчи!”
– Гы-гы-гы! – отозвались попутчики.
Вынтэнэ вжалась в верхнюю полку. Хотелось сказать им что-нибудь резкое. Хотя зачем? Всё равно они не поймут. Где им знать, что до 1641 года московиты считались искусными воинами? Что их боялись не только соседние народы, но даже коряки и юкагиры? Да что там! Даже чукчам не сразу удалось их усмирить…
– Увидел московит-пастух машину. Подошёл, присмотрелся…Трогает покрышки и говорит: “Резина!” Трогает лобовое стекло – “Стиклё!”
Потрогал выхлопную трубу – “Самец!” Казалось, купе треснет от хохота. Все посмотрели в сторону Вынтэнэ – как баба отреагирует?
Вынтэнэ притворилась, что спит.
Больше всего она боялась, чтоб мужики не начали приставать. Их трое, а она – одна. Кто знает, что им взбредёт в голову. Но попутчики оказались вменяемыми. Рассказали ещё пару анекдотов и завалились спать.
В Казани они сошли. Вынтэнэ осталась в купе одна.
* * *
За Владимиром почувствовалась близость Московии. За окнами появились первые коровьи стада. Коровы паслись, словно обычные олени. Словно на картинках в детской книжке про Европу!
