– Смотри, Раиса, смотри! Опять эти бесстыдницы устроили невесть что. Срамота! И дети ведь там с ними. Всё видят, всё слышат.
– Тётя Нюра, ну, что ты нервничаешь зазря? Не привыкла ещё к этому что ли? Детей их уже ничем не удивишь, – всего насмотрелись вдосталь. Да ну их всех!
– И музыка вона как гремит на всю улицу, словно свадьбу справляют. Срамота!
– Ага, собачью свадьбу. Пойдем в дом лучше. Чаю попьем. Я сегодня урючного варенья1 наварила на зиму, оставила немного к чаю. Пойдем.
Женщина открыла калитку, пропуская соседку во двор.
– Ох, а мой Петька ведь тоже там у этих бесстыдниц сидит. Вчера получку принес, мне немного дал на базар один раз сходить, а остальное в кармане оставил. Вот сейчас там и прокутит деньги-то. Господи, ну что за наказание мне на старости лет?
– Тетя Нюра, Петьке твоему скоро сорок стукнет. Что ты за ним бегаешь? Там девки вон какие ядреные. Он не только деньги, душу отдаст, чтобы только пощупать одну из них в тёмном углу. Мой Лёнька тоже рвался к этим, но я ему налила рюмашку водки и всё, уснул и забыл про баб. Вон, храпит на топчане, ирод.
Старуха в белом платке и грязном переднике, опасливо покосилась на спящего мужика.
– Не бойтесь, спит он. До утра теперь будет дрыхнуть. А завтра я ему устрою прочухон такой, что не только про Киямиху забудет, но и имя своё не вспомнит с первого раза. Гад такой!
– А Петьке моему говори не говори – что об стенку горох. Как копеечка в кармане заведётся, так к этой заразе и бежит. Пропьёт-прогуляет всё и домой, к мамке ползёт. Без денег-то больно он Киямихе нужон! Сразу под зад коленом ему даст выдра эта. До получки следующей.
Раиса, женщина немолодая, сочувственно кивала, разливая чай по пиалушкам2. Тётя Нюра попробовала свежее варенье и, причмокивая от удовольствия, добавила:
– Лишь бы заразу какую не подхватил, паразит. Там у них какая-то девка из Москвы объявилась. Красивая – просто страсть! Вот Петька и потерял голову совсем. Говорит, она из дома сбежала от родителей, может, и согласится с ним жить. Идти-то некуда всё равно. Только мне от этого не легче. На кой мне бродяжка дома нужна?
– Дурак Петька твой, тётя Нюра! Уж ты не обижайся, но та москвичка за него не пойдёт, как пить дать. Ей лет девятнадцать-двадцать всего, а твоему оболтусу уже вон сколько. Нужен ей он больно! И богатая, вроде бы, девчонка эта. Вчера мой Лёнька рассказывал твоему Петьке во дворе, что де москвичка эта вся в кольцах и цепочках золотых. Говорит, уже продали серьги ейные с жемчугом в городе кому-то, вот и гуляют на эти деньги. То-то я смотрю, вчера они гурьбой из автобуса вышли с сумками, весёлые. И дети потом бегали в магазин за бутылкой сколько раз, пока не закрылся.
– Чего обижаться? Пусть не идет за него. И мне спокойнее жить будет. И золота ейного мне не нужно. Главное, чтобы дед мой ничего не узнал, ну, что Петька снова у Киямихи ошивается. А то опять выгонит сыночка из дому. В прошлый раз даже побил Петьку пьяного. Лопатой совковой огрел по спине так, что дитё потом неделю спину разогнуть не могло. Я ему и смальцем растирала спину-то, и водкой…
– Дала бы ему пол литра и всё. Сразу бы очухался. А то ещё смалец переводить на дурака.
Тётя Нюра ничего не ответила, тяжело вздохнув. А Раиса продолжала:
– Женить бы его на какой девушке хорошей, чтобы остепенился. Смотришь, и пить бы перестал, и к Киямихе мотаться бы прекратил. За ум бы взялся. И вам с Ерофеичем внуков бы нарожали.
– Да какая нормальная девушка за него пойдет, Раиса? Весь посёлок знает, что он у Киямихи ночует не знамо с кем. Кто же согласится свою кровиночку за непутевого отдавать?
– Это точно. А что, если приезжая какая? Смотри, Илья одноногий привез себе жену то ли из Ангрена то ли из Ахангарана. Дочка уже растет. А вспомни, как Илью в посёлке все девчонки высмеивали? Ни одна за него идти не захотела.
– Так Илья жену привёз из отсидки. Говорят, в тюрьме пока был, с ней переписывался, так и познакомились. Она к нему на свиданку приезжала даже. А Петька дальше нашего города никуда не ездил никогда.
– А в армию разве не сходил? Я была уверена, что отслужил он свои два года, как все мужики…
– Нет, старик из военкомата не вылазил, пока не добился, чтобы Петьку в армию вообще не брали. Как единственного сына и кормильца. Сейчас думаю вот, зря мы его в армию-то не пустили. Может, ума бы там набрался? Или жену привез? Ох-хо-хо.
Старуха промокнула глаза передником и снова принялась за варенье.
– Хорошее получилось. И зёрнышки внутри урюка. Это ж кто тебе косточки колол и зёрнышки собирал? Работы-то прорва.
– Сын вчера с молотком весь вечер во дворе провозился, но зёрнышек набрал на варенье. Сам любит, чтобы варенье урючное с ядрышками, вот и старался.
– Ты только его подальше от Киямихи держи. Неровен час и он туда же…
– Господи, помилуй! Типун вам на язык, тётя Нюра! Не дай бог!
Раиса подскочила на стуле, но тут же села, перекрестившись. Старуха ухмыльнулась и продолжила:
– А ведь взрослый совсем уже, Ромка-то твой. Каждый вечер с девушками гуляет. Сядут на лавочку перед нашими воротами и давай хихикать. Вчера дед рассердился и вышел их прогнать, а то ведь спать не дают.
– Дело молодое. Когда же с девками гулять как не сейчас? Потом армия, работа, семья. Самое время с девками хороводиться.
– Вот и я говорю, держи ухо востро, Раиса. Киямиха молоденьких ох как любит! Давеча смотрю, Ромка воду носит в баню вашу, а эта выдра из-за забора на него глазами своими бесстыжими зыркает. И медовым голоском таким: «Ромочка, и мне бы воды наносил. Мужика-то нету у меня, а самой тяжело».
Раиса подалась вперед. Глаза женщины загорелись нехорошим огнем. А тётя Нюра, словно не замечая, добавила спокойно:
– Ромка ничего ей не ответил, только улыбнулся и домой. А я ей высказала всё, что думаю о ейном поведении. Говорю, алкашей обдираешь и хватит тебе, нечего мальчишек соблазнять! Говорю, бесстыжая гадина, гулящая, говорю.
– Хорошо отругала? Я её встречу – добавлю. Ах, какая дрянь! – Раиса сжала в руках кухонное полотенце так, что побелели костяшки пальцев.
– Так Киямиха только ржёт как лошадь. Тебе, говорит, тётя Нюра, завидно, что я молодая да красивая. Да что мужики меня мимо не пропускают. Сама, говорит, всю жизнь свою глупую со старым пердуном Ерофеичем прожила и ничего не видела хорошего. Сына и того алкашем родила. Так я в неё, заразу, камнем бросила, да промахнулась.
– А она что же?
– Ничего. Хохочет как полоумная и всё. Ейный Серёжка из-за забора в меня камнем тоже пульнул. Маленький, но уже туда же – хулиган. Милицию бы на них всех натравить.
