Как я очутилась на Шарташе
Меня привела на Шарташ мама осенним вечером 1961 года. До этого с папой, мамой и бабушкой я жила в городе Свердловске, на улице Маяковского в новом доме, квартиру в котором получила моя бабушка Прасковья Харитоновна. Она после войны, на которой пропал без вести её муж, её любимый Паша, с тремя детьми завербовалась из-под Воронежа в наш город и тяжело работала на строительстве улицы Свердлова. Без образования, читала по буквам, кем ей работать? Разнорабочей. Таскала тележки с раствором на этажи по сходням, кирпичи. До этого в родной деревне, в колхозе работала за «палочки». День отработала – палочка в ведомость. Но их только ставили на бумаге, денег не давали. Колхозники были бесправны, уехать не могли, все невзгоды терпели по месту жительства. Паспортов у них тогда не было на руках. Паспорт выдали, только когда решила уехать, завербовавшись на стройку. Везде она работала тяжело, и в колхозе, и в Свердловске. Надорвалась. Утешением ей и стала эта квартира в только что построенном доме, и мы были в ней первыми жильцами.
Мне повезло с родителями, в семье меня окружала любовь, только любовь, любовь узнаваемая, понятная, без утайки и принуждения. Без улыбки папа никогда не смотрел на маму, откровенно лучился счастьем. Но мама, казалось, любила его больше. Как же она говорила «Ваня!» В то время отец, демобилизовавшийся с Тихоокеанского флота морячок, почти Аполлон, в бескозырке, брюках-клёш, работал шофёром на маршрутном автобусе №66, который ездил от станции «Восточная» до Берёзовского, вечером учился в радиотехникуме, а мама работала токарем в его же автоколонне №1212. Окна нашей квартиры и выходили прямо на эту автоколонну. И если с балкона помахать в определённое время, то папа придёт на обед. Во дворе висел турник, на котором папа крутил «солнышко». Теперь автоколонны нет, на её месте небоскрёбы «Малевича».
Жили – не тужили. Я была вдумчивым, незаметным ребёнком, которого не то что наказать, а и поругать-то было не за что. Ни разу на меня не прикрикнули, не шлёпнули. Только один разочек поставила мама меня в угол, вернее, я сама туда встала, потому что разбила какую-то вещицу красивую. Папа присел возле меня, посадил на одно колено, как на скамеечку, и долго-долго рассказывал сказку «Синдбад-мореход».
Но этим поздним осенним вечером мама навсегда ушла от отца, взяла меня за руку и увела на Шарташ, без вещей и какой-либо тёплой одежды. Почему-то мы шли пешком от самого дома. Была почти ночь, и, видимо, трамваи уже не ходили, или мама хотела успокоиться в ходьбе. В те годы люди вообще много и далеко ходили пешком. Три-пять километров не были большим расстоянием. Возможно, это оставалась старая, ещё дореволюционная особенность горожан, ведь на заводы люди ходили порой через весь город, а то и из пригорода. Так, в сандалиях и сарафане, я оказалась в лесу. Мы шли, и высоченные сосны, как в сказке, тёмными силуэтами раскачивались на фоне неба, пахло влажной землёй, травой и немного близкой водой.
На ночлег попросились в барак, как оказалось, там жила Маша Орлова. Когда-то они с мамой были подружками и служили вместе официанточками в шарташской столовой.
– Нинка! Ты с ума сошла! – услышали мы.
Приглушённый свет в маленькой комнатке, высокая кровать с уже спящей кошкой, тепло – всё, что нужно было мне после долгого пути. Я уснула не раздеваясь.
Место, где я очутилась, не было посёлком. Посёлок Шарташ стоял на противоположном, северном берегу озера, а здесь просто находился дом отдыха «Шарташ». Так и говорили: живу в доме отдыха. Назову его здесь поселением, хотя так его никто никогда не называл. Территориально это место относилось к Кировскому району. Поселение располагалось на самом южном берегу озера Шарташ и чуть юго-западнее. В него входил дом отдыха «Шарташ», где отдыхали рабочие, служащие и колхозники с желудочными проблемами, принадлежащие ему хозяйственные постройки и жилые дома-дачи, около тридцати домов, тянувшихся от дач Уральского военного округа до Катеров, так называлась пристань с прогулочными корабликами. Стояли эти дачи по берегу, прямо в лесу, разрозненно, окружённые огромными соснами, хотя всё это и носило название улица Отдыха, объединяла их только асфальтовая дорога. Почти ни одна дача не имела какого-либо огородишка, цветника-палисадника, ограды или ворот. Так как принадлежали они изначально господам, то и огороды не разводили и сейчас не стали ломать традицию лениться, да и под высокими соснами какой огород? Только близкие к берегу дачи имели огородики и ягодники, но ими и сараями они уже обросли в наше время.
Вход в наш лес был с двух конечных остановок трамвая. Один с кольца «Шарташ» через лес, другой – с кольца «Втузгородок», через рыбзавод, от которого всегда уже издалека пахло вкусно копчёной рыбкой (почти все шарташские периодически работали там), мимо коллективных садов, мимо Каменных палаток. Моста Малышевского тогда ещё не было и все шли напрямую через железнодорожную линию с переездом. А объездную автомобильную дорогу, Егоршинский подход, построят только в начале семидесятых, по ней, новой и чёрно-асфальтовой, ещё не открытой для движения, так яростно мы будем гонять на велосипеде, а пока здесь лес густой. Жители ходили через лес пешочком, дорога занимала от силы полчаса. Входившие в лес сразу замедляли шаг, вдыхали чистый воздух густо пахнувшей разогретой солнцем хвои, тяжёлые сумки ставились на землю. Порой и обувь сбрасывали с наслажденьем. Здесь, у кромки леса, заботливо были поставлены скамейки. Уф! Передышка. Беспокойный, пыльный город позади. Родной лес. Они уже дома! Такими жителями теперь будем и мы.
И вот мама снова стала официанткой. Снова, потому что уже служила здесь, в шарташской столовой, после войны, шестнадцатилетней девчонкой. Бегала сюда из посёлочка Бархотки, где жила в отчем доме. Отец, Пётр Гаврилович Боровских, с товарищами основали её и построили здесь первые дома. Посёлок они назвали Бархотка, от слова «бархат», уж больно зелёный выгон для коров был на этом месте, бархатная травка. Сейчас Бархотки нет, на её месте стоит здание Блюхера, 50. А тогда мама и бегала на работу отсюда утром и вечером через линию и лес, по дороге успевала собрать горсточку земляники, искупаться. Её здесь хорошо знали, помнили и, как оказалось, любили.
Юная мама, официанточка дома отдыха «Шарташ»
