Алиса Леденёва
Самые необычные дни начинаются точно так же, как и самые обыденные. Пробуждение, учёба, подработка, дорога домой – тот день проходил так же, как и предыдущие, и тем не менее отличался.
По пути с подработки я остановилась на перекрёстке между Восьмым марта и улицей Мира и, пока дожидалась переключения светофора, с волнением сжимала в руке бечёвку, которой был перевязан медовик. Несмотря на мои стеснённые финансы, я решила отметить грядущее совершеннолетие хотя бы любимым тортом. Завтра мне наконец-то исполнится восемнадцать.
Светофор переключился с красного на зелёный, и я пошла через перекрёсток по диагонали.
– Говорила же тебе не ходить через середину! – закричала нищенка, не дававшая мне покоя уже который год. Она часто просила милостыню именно на этом перекрёстке и почему-то выбирала именно меня жертвой своих жутких увещеваний. – Завтра в ведьмин час придёт твоя расплата! – кричала она, тряся указательным пальцем. – Продаст тебя, – сказала нищенка многозначительно.
– Кто продаст? – не выдержала я, заговорив с ней впервые за все эти годы. Раньше она таких интересных предсказаний не делала. А тут настоящая интрига.
– Твой отец, – ответила она скорбным голосом.
– Так и думала, – вздохнула я, – что ерунда – все твои увещевания, – махнула свободной рукой на её мрачные угрозы. – Как меня может продать кто-то, кого у меня нет?
– У всех есть отец, – сказала нищенка многозначительно и замолкла. Непохоже на неё. Обычно кричит вслед до тех пор, пока я не скроюсь из виду.
Я вздохнула и опустила взгляд на медовик. Главное в расстройстве чувств не начать праздновать раньше срока. Уж слишком аппетитным выглядел торт.
– Попомнишь мои слова, – прокряхтела нищенка напоследок.
Попомню или не попомню, а продавать меня и вправду некому. Отца я никогда не видела, а мама переехала в Болгарию, когда мне исполнилось пятнадцать. Увы и ах, я в её новую жизнь не вписывалась, поэтому мне предоставили однокомнатную квартиру на окраине города и более чем скромное содержание, а опекуном назначили моего двоюродного дядю, с которым я никогда не ладила. Надо ли говорить, что от моего содержания до меня доходила лишь малая часть?
В общем, на мамины деньги я уже давно перестала полагаться и зарабатывала, хоть и скромно, но сама.
– Ну, на торт хватает и ладно, – сказала я, заходя в дом. – А теперь и вовсе буду шиковать.
Выпускной уже, завтра мне восемнадцать, и я, наконец ,могу начать полноценно работать работать, а заодно и копить на будущую учёбу в столице. Увы, но, кроме себя самой, положиться мне было не на кого. Мама уже давно оборвала со мной все связи, чтобы я, не дай бог, не нашла её и не помешала строить новое счастье, а дядя… Казалось, он всё делал мне назло.
В общем – завтра у меня будет настоящий праздник. Завтра – начнётся моя свободная и полноценная жизнь.
***
Реус Асмодей
– Время расплачиваться, – произнёс я, преграждая дорогу человеку, который умудрился выторговать у меня двадцать лет отсрочки и безбедную жизнь в обмен на свою жалкую душонку.
– Нет! – закричал тот, мечась по комнате. – Только не сейчас. Я не готов, – рыдал он, пытаясь улизнуть.
– Твоё время вышло, – сказал я и, не удержавшись, вздохнул.
Как же меня бесят эти людишки. Сначала они умоляют исполнить их желание, потом, узнав цену, пытаются хитростью выторговать себе время, а после, когда получают всё, чего просили, не хотят возвращать долг.
– Да что ты знаешь о времени?! – закричал этот жалкий человечишка. – Демон никогда не поймёт, что для человека означает смерть.
– Хоть в этом мне повезло, – пожал я плечами и занёс ладонь, чтобы забрать причитающиеся мне жизнь и душу.
– Стой, – взметнул человек руки. – Стой… Может, я могу заплатить по-другому? Есть другой способ?
– Ха-ха, – усмехнулся я. – Решил повеселить меня напоследок? Другой способ, говоришь… Вместо жизни, можно отдать только жизнь, – лишь сказав это, я заметил, что от человечишки отходила одна серебристая нить. Тонкая и нежная, её ни с чем не перепутать. Я хмыкнул. А ведь это и вправду могло бы меня позабавить. – Но тебе несказанно повезло, – сообщил я, не сдерживая ухмылку, – ты как раз владеешь ещё одной жизнью, помимо своей. У тебя есть дочь, и ей ещё не исполнилось восемнадцать. Можешь расплатиться её душой и жизнью, если захочешь. Но на раздумья у тебя есть, – я взглянул на часы, – пятнадцать минут. Завтра жизнь твоей дочери будет принадлежать только ей самой.
Человечишка просиял, услышав про ребёнка, о существовании которого даже не догадывался до этого часа.
Что мне поистине нравилось в людях, так это их безнравственность и жестокость. Какое же удовольствие наблюдать за человеком, осознающим, что можно обречь кого-то на смерть вместо себя. Тут-то и проявляется их истинная натура.
– Бери! – закричал он. – Бери её душу. И оставь мне мою.
Как я и думал… человечишка.
– Твой долг закрыт, – сказал я, сетуя на свою склонность к азарту. Теперь мне прибавится работы: найти неудачливую девчонку и собрать с неё плату – лишние сложности. Но был в произошедшем и значительный плюс – юную и невинную душу намного приятнее поглощать.
***
Алиса Леденёва
Торт всё-таки уцелел. Нетронутым я поставила его в холодильник, мысленно облизнувшись и готовясь отведать эту вкусность на завтрак. С чашечкой ароматного свежемолотого кофе – какое же лакомство ждало меня на день рождения. Насладившись им сполна, я сразу же возьмусь за поиски работы.
– И всё-таки я чудачка… – вздохнула, закрывая дверь холодильника.
Мои одноклассники ждали выпускного, чтобы отдохнуть, а я – чтобы поработать.
Дабы приблизить счастливое пробуждение, спать я легла пораньше, но отчего-то никак не могла уснуть. А ближе к полуночи и вовсе почувствовала дурноту. В груди болезненно защемило. Вздохнув, я перевернулась на правый бок и стала фантазировать. Мысли о чём-то приятном всегда помогали заснуть. Вот и теперь фантазия постепенно захватывала моё сознание и утягивала в сон.
В полудрёме перед мысленным взором возник мужчина лет тридцати, с острыми чертами лица и ястребиным взглядом. Темноволосый и хмурый, будто разочарованный в жизни, он надменно смотрел сквозь меня на кого-то другого, стоявшего за моей спиной.
– Твой долг закрыт, – произнёс он, хмурясь сильнее, и, развернувшись, побрёл прочь.
Видение смазалось и пропало, а моё сознание стало уплывать в глубокий сон, который, увы, продлился недолго. Боль в груди за ночь стала настолько сильной, что разбудила меня ещё до рассвета. Я поморщилась и привстала, одной рукой нащупывая на тумбе телефон, а другой откидывая покрывало. Отчего-то мне стало жарко и душно.
Наконец, найдя мобильный, сняла блокировку и поморщилась снова. Три часа ночи… В памяти всплыли увещевания нищенки.
