Я – не ум
Бывает, одни считают меня умом, и анализируют мои теории,
другие думают обо мне как о теле, считают меня телом,
и рассуждают обо мне как о теле,
словно сапожник судит человека
по качеству его сапог,
Третьи же говорят обо мне как о личности,
иногда они восхваляют, а иногда хулят меня,
я не сержусь на них, просто я знаю,
как трудно это понять —
кто же я таков на самом деле.
Ведь никто не сможет этого понять,
пока он в глубоком самадхи не поймет
самого себя или Бога,
что для Адвайты – одно и тоже,
пока его ум не замолчит и не растворится
в источнике Бытия.
Я – не ум, я не имею с умом ничего общего,
ни одна мысль, концепция, теория или философия
не имеет отношения ко мне,
но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я проявляю изощренный ум
в качестве искусного метода,
чтобы привести тебя к не-уму – мудрости.
Я – тишина, я – не слова, ни одно слово не коснется меня,
но без слов ты меня не услышишь,
поэтому я использую много слов, песен, мантр,
чтобы помочь тебе прийти ко мне,
тому, кто за пределами этого.
Я – не тело, у меня нет формы,
но ты не сможешь учиться у того,
у кого нет формы и тела,
поэтому я использую образ, форму и тело
как искусные методы,
чтобы помочь тебе выйти за форму,
и, отбросив привязанность к форме,
познать мудрость (джняну).
Я – не правила и не дисциплина йоги, не метод, не усилие,
но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я применяю методы, правила садханы,
усилия как искусные методы,
чтобы помочь тебе выйти в мудрость,
То, запредельное, что вне всего этого.
Я – не аскеза, не отречение и не отрицание,
и не потакание и не желание, не привязанность,
но как искусные методы я проявляю это,
чтобы привести тебя к мудрости,
где нет всего этого.
Я – не действие, не делатель, не плоды делания,
и не тот, кто их вкушает,
но ты не понимаешь этого,
поэтому я делаю вид, будто я что-то делаю
и получаю плоды,
чтобы привести тебя туда, где нет ни делателя,
ни действий, ни их плодов и последствий.
Ты спросишь, где я так научился играть, проявлять эту лилу?
Я отвечу: это не я играю,
а Бхагаван играет через это тело,
это тело Его проводник, медиум и глашатай,
Его язык, глаза, руки и ноги,
Только Бхагаван может играть,
играть – это Его сущность,
я же, как личность и ум – исчез .
Нет никакого «Я», но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я употребляю слово «Я», делаю вид,
будто я тоже личность,
чтобы помочь тебе прийти к тому парадоксальному,
великому,
непостижимому,
что за пределами «Я».
СвамиВишнудеванандаГири
***
С самого детства я любил космос и все, что с ним связано. Мое поколение росло в 70-е и 80-е, под непрерывные телетрансляции о запусках космических кораблей, международных космических станциях и о героях- космонавтах, покоряющих космос. Космическая фантастика, фантастическая литература об освоении других планет были излюбленной темой наших разговоров во дворе и в школе. Жюль Верн, Александр Беляев, Айзек Азимов, братья Стругацкие, Кир Булычев, Рэй Брэдбери – эти книги воспитали целое поколение моих сверстников. Коммунистическая идеология, при всех ее изъянах, воспитывала в людях дух прогрессорства и предполагала активное освоение космоса.
В школе учитель истории рассказывал нам, что через 20 лет будет построен коммунизм, и скоро буду созданы базы и космические станции на Луне, Марсе, Венере и других планетах. Будет налажено постоянное транспортное сообщение между Луной и Землей, а мы, как подрастающее поколение, должны готовиться к этому.
Тогда подобным вещам никто не удивлялся, все это говорили, все верили этому и принимали как должное. С другой стороны, сам я всегда ощущал мир людей и земную реальность чем-то уж очень детским, а когда подрос, на полном серьезе хотел стать космонавтом, улететь с Земли, чтобы исследовать другие миры и созерцать безграничные космические пространства. Космическая бездна, от которой веяло вселенским холодом и бесконечностью, запредельностью, больше всего соответствовала моему внутреннему духовному состоянию. Поэтому стена над моим письменным столом была заклеена портретами Юрия Гагарина и других космонавтов, фотографиями звездного неба, снимками Луны и других планет солнечной системы.
По чертежам из журнала «Юный техник» я смастерил телескоп, чтобы часами рассматривать небо, Луну и звезды. Я считал это своим будущим, поскольку понимал, что земная реальность – не для меня. Она мне казалась скучной, пресной и бессмысленной. Из фильмов я любил только фантастику, где показывали космос, инопланетян и безграничное пространство.
Мы с друзьями часами обсуждали, как попадем на другие планеты, будем исследовать неземную жизнь, возможно, сражаться с инопланетными тварями. Сидеть на Земле, жить как обыватель, искать земное счастье – меня вовсе не привлекала такая перспектива.
В это же время я начал писать фантастические рассказы и отсылать их в журнал «Искатель» и другие. Тогда я еще не подозревал, что вскоре я обнаружу бесконечный космос внутри себя и действительно стану настоящим космическим странником, но для этого мне не понадобится ни летное училище, ни центр подготовки космонавтов, ни ракеты, ни скафандры …
Откуда все мистическое началось в моей жизни
Шел 1973 год. Мне исполнилось шесть лет. Я жил в квартире пятиэтажного дома, в месте своего появления на свет – городе Лозовая, под Харьковом. Город был не ахти какой, но мне он тогда очень нравился. Чем? Своими живыми запахами, жизнью простых людей, своей какой-то провинциальной детской наивностью. Своим огромным вокзалом, железной дорогой, мостом над ней, вечными гудками поездов и дикторским голосом диспетчера, объявляющего поезда. Я был наивен, и город был наивен вместе со мной.
Пыль на асфальте летом, после дождя, пахла замечательно.
Мама меня лелеяла, не чая во мне души. А отец любил катать меня на велосипеде по дороге в детский сад.
К нам из деревни в двадцати километрах от города часто с подарками приезжала бабушка – мать отца, которую я очень любил. В этом городе жила почти вся наша родня – моя двоюродная бабушка, мои тетки, дяди, кумовья, двоюродные братья, друзья отца, которых я не очень-то знал, но они все меня хорошо знали, что меня тогда удивляло.
Отец тогда работал в типографии, мать училась на бухгалтера и работала крановщицей.
Мы все в то время почему-то были полны беспричинного счастья и энтузиазма.
Я хорошо запомнил 31 декабря 1973 года, так как в этот день без разрешения родителей первый раз выстрелил из хлопушки у елки и обжег себе руку. Отец отругал меня, а я и без того был напуган и расстроен, но ситуацию сгладил приезд к новогоднему столу моего дяди – брата матери. Он мне подарил кучу значков, которые, кстати, позже у меня пытались отобрать разные хулиганистые дети в детском саду.
