Виталий осторожно прикрыл дверь и, затаив дыхание, замер в прихожей. Подходя к калитке, он уже старался не спешить, идти как можно медленнее и дышать как можно ровнее. Сейчас это очень пригодилось – воздух в лёгких задержать удалось без труда, и не было в ушах звона, мешающего слушать. Хотя слушать, к счастью, было нечего – из спальни доносилась лишь тишина; живая тишина, сонная и тёплая, пахнущая лаской и добротой. И это было хорошо. Всегда хорошо, когда дома тебя встречает пахнущая лаской и добротой любимая тишина. И так жалко и обидно бывает её случайно разбудить.
Виталий шагнул на дорожку и медленно, стараясь не зацепиться за вешалку большим и неудобным пакетом, двинулся к двери в подвал. Пакет хоть и не был таким уж тяжёлым, оказался самым настоящим предателем: похрустывал, норовил запутаться в ногах и вообще вёл себя хуже дежурного по цеху, не дающего толком посидеть в курилке.
Перед самой дверью Виталий замер, и пакет мгновенно совершил какое-то невразумительное движение возле правой ноги. Словно ненагулявшаяся собака, которую ленивый хозяин раньше времени притащил домой. Виталий протянул руку, толкнул шероховатую поверхность двери и внутренне напрягся, ожидая услышать противный скрип. Но скрипа не было – ещё позавчера Виталий тщательно смазал петли.
Виталий перешагнул порог, как-то ухитрился извернуться с этим дурацким пакетом, плотно прикрыл дверь и только потом нашарил на стене выключатель. Желтоватый свет залил уходящую в слаборазбавленную тьму вереницу ступенек и аккуратно оклеенные светло-коричневыми тиснёными обоями стены узкой предподвальной щели. Виталий наконец-то глубоко вздохнул несколько раз подряд; с облегчением вздохнул. И сразу же захотелось курить. Он похлопал себя по ляжкам, нашуршал в правом кармане брюк полуживую тощенькую пачку и каменистый квадратик зажигалки, и окончательно успокоился. Он даже не отреагировал на подловатый скрип ступенек лестницы, которые уж точно ничем не смажешь. Говорят, то ли клинья какие-то вбить в щели надо, то ли ещё что-то, не вспомнить уже сейчас, что там Ромка говорил…
Ромка…
Виталий неловко повернулся, нашаривая нижний уже – подвальный – выключатель, и пакет мгновенно вцепился в поломанную велосипедную раму, радостно треснул по диагонали и, облегчённо шурша, выблевал на цементный пол всё своё содержимое.
– Скотина, – устало аттестовал его Виталий, совершенно без злобы или раздражения в голосе.
Пакет, собственно, и не возражал, всем видом своим показывая, что теперь ему уже в высшей степени наплевать, кто там его кем считает.
Виталий вытянул руку, повертел зачем-то перед собой лопнувшим пакетом и, не стараясь уже вести себя тихо, скомкал его и опустил синюшный снежок в мусорное ведро. Тот напоследок что-то прошептал, прощаясь, и навеки затих. А Виталий присел на корточки, обхватил руками потерянный пакетом ворох, осторожно поднял его и положил на большой и, по счастью, не занятый стол. И там уже принялся разбирать и раскладывать: чёрный рабочий комбинезон, который пора уже в стирку и который, собственно, для этого домой и принесён; ещё один комбинезон – тёмно-серый, аккуратно подогнанный по фигуре, с несколькими дополнительно нашитыми и сейчас уже пустовавшими карманами; свалившуюся с правого рукава этого комбинезона чёрную повязку с двумя широкими белыми полосами; тёмно-серый же аккуратный берет с нашивкой на левой стороне – тот же чёрный прямоугольник с двумя белыми полосами… впрочем, некоторые почему-то считали, что это белая ткань с тремя узенькими чёрными полосками. «Глупость какая», – подумал Виталий, аккуратно разворачивая позвякивающий свёрток грубого брезента. Две широкие белые полосы, именно так – две белые. Символ равенства, призванный показать всем и каждому, что все равны между собой, что все – люди. Вот именно – люди. Настоящие люди. Потому что ненастоящих людей не бывает, ненастоящий человек – это уже не человек, это уже непонятно что; что-то такое, что можно унизить, прогнать, заставить работать на «настоящих» людей, лишить прав и свободы, ударить, запереть, убить…
Виталий вдруг почувствовал, как сильно заныли сведённые в злобный кулак пальцы правой руки, просунутые в немного тесноватые кольца кастета. Он поморгал, ослабил хватку и снял набычившийся безжалостными буграми кусок стали. Кастет упал на стол, звякнул о лезвие широкого ножа и почти бесшумно съехал по нему на брезентовую постель. Виталий чуть пригнулся, нащупал под столом висевший на гвозде ключ, отпер правый ящик стола и упрятал туда и нож, и кастет. Перед тем, как запереть ящик, он несколько очень и очень долгих секунд разглядывал тускло поблёскивающий воронёной сталью ствол «ТР-43» и коробочку патронов к нему. Верхней крышки у коробочки не было, и желтоватые нарывчики патронных головок, казалось, в любую секунду готовы были прорваться гноем смерти. Хотя – куда им прорываться, без пистолета-то?! Эти не опасны, опасны те, которых тут уже нет, от которых остались лишь чёрные пустоты крошечных колодцев; те, что сейчас плотно прижаты пружиной в обойме пистолета и только и ждут, чтобы…
Виталий аккуратно задвинул ящик стола, запер его на ключ, присел на корточки и повесил ключ на прежнее место.
«Это хорошо, что я сегодня был без пистолета, – подумал Виталий. – И хорошо, что нож оставался в сумке. Мог ведь и не удержаться, мог и не кастетом этого придурка, а ножом… или даже пальнул бы в него… наверняка ведь пальнул бы, не удержался бы… а потом… Да никакого „потом“ тогда уже не было бы! Может быть, приказа стрелять на поражение и не давали, но случайно затоптать насмерть человека с пистолетом или ножом – за этим не заржавеет… тем более человека с нашим флагом…» Виталий поднял со стола большой кусок чёрно-белой ткани, расправил его, встряхнул и посмотрел на широкие белые полосы. «Белого у нас, всё-таки, гораздо больше, чем чёрного, – непонятно почему подумал он. – Хотя мало кто и обращает на это внимание. Да и фиг с ними, не обращают – и не надо! Тем более что и не главное это. Главное, что две белые полосы должны быть вместе, должны идти рядом, потому что это естественно, когда два человека идут рядом, когда один помогает другому во всём, когда никто никого не унижает, и никто ни перед кем не показывает своего превосходства… Вот, как, например, мы с Викой…» – неожиданно подумал он и невольно прислушался. Но, конечно, из подвала никак нельзя было расслышать, спит ли Вика или Виталий её всё-таки разбудил. Дети-то дрыхнут без задних ног, их и из пушки не разбудишь…
