Ружьё для охоты на мутчабов, или цу́геч, напоминало малый арбалет. И крепилось плотно к предплечью. Только стреляли эти мини-арбалеты не стрелами, а пинокапсулями, выпускающими сетчатые коконы и ферментные кляксы. Поражали они только грибы, не причиняя вреда охотникам. Дополнительно у каждого участника имелся специальный нож, которым поверженных добивали. Это, и множество других интересных подробностей, Женя узнала от Рамитина.
– Зачем такие сложности? – недоумевала она.
Рамитин охотно растолковал, на время став Женькиным гидом.
Воистину, пошёл в отца! Кое в чём…
– Для остроты и красоты ритуала, – с готовностью отвечал шакрен. – И безопасности охотников. Чтобы не ранить кого-нибудь из своих или случайного путника в охотничьем запале.
– Но это жестоко… – пробормотала Женя.
– Что?
– Заставлять их мучиться.
– Они не мучаются, – усмехнулся проходящий мимо Вирил и случайно уловивший их разговор. – У них нет нейронов.
– Это вы так думаете, – заметила Евгения. – Если они живые, значит, всё ощущают.
– Но не думают, – вмешался в разговор Сирил. – А, следовательно, этого не понимают.
«Вот как!»
– То есть, самрай-шак в прежние времена считали, что веи тоже без нейронов? – каверзно уточнила Женя.
– Почему? – удивился Рами.
– Как эукариоты, веи гораздо ближе к грибам, чем к человекообразным насекомым. И древние шакрены их мучили.
– Мы – нет, – напомнил Сирил.
– О чём спор? – Талех подогнал к ним свой метеор.
В этот ранний безветренный час охотники стояли колонной у кромки леса, ожидая сигнала. Воздух был по-утреннему чист и свеж. Едва рассвело, и зарницы раскрасили небо в розовато-палевый цвет.
– Ева борется за права грибов, – с усмешкой отозвался Сирил.
Командор выразительно посмотрел на жену.
– А что? – Евгения пожала плечами. – Ну, ладно. Можешь не напоминать про уставы и чужой монастырь… Сама знаю.
– Найду Миритина, – Сирил развернул гам-метеор. – Где-то напутствует своих.
Пролетая мимо Евы, он притормозил, и тихо заметил:
– У вей есть нейроны. Этим они и отличаются от грибов.
Прибавил скорость и уже издалека до них донеслось:
– Чуете?! Пахнет грибами!
Женя принюхалась и действительно ощутила незнакомый сливочно-терпкий дух. А Сирил умчался на другой конец охотничьей колонны.
Перед началом охоты шакрены в последний раз проверяли снаряжение и оснащение гам-метеоров. Подтягивали ремешки на куртках и штанах, закрепляли цугечи, испытывали на прочность ботинки и каски.
Женя с Талехом тоже облачились в спецодежду, поверх обычной, повседневной.
– Ну, каски я ещё понимаю, – ворчала Женя, в пятый раз перешнуровывая ботинки по требованию Рамитина. – Но это вот зачем?
– Защита от грибов, – объяснил Вирил, шагая обратно. – Мутчабы так и норовят покусать за ноги.
– Ой…
– Не слушай его, – рассмеялся Рамитин. – У грибов нет зубов. Ботинки защитят ноги от древесных корней. Деревья любят высовывать их наружу, во сне, и ставить подножки.
Вирил на этот раз задержался и спросил:
– Хочешь знать, почему мутчабы сперва обездвиживают? Настоящую причину.
– Угу…
Женя подозревала, что ответ ей не понравится.
– Из-за грибного сока. Это самое эффективное противоядие от укусов любого грибо-дерева.
– Точно-точно, – закивал Рамитин.
– Его-то им как раз и отпаивали, – добавил Вирил. – Однако сок нужно собирать у живого гриба. Пока он тёплый и дышит порами. Мёртвый гриб бесполезен, жидкость моментом сворачивается. И делают это так…
– Нет!
– Но тебе же придётся, – заметил Вирил и безжалостно развенчал Женькины идеалы:
– Всё очень просто. Надрез делается в месте соединения шляпки с туловищем…
«Вжик!»
«Перерезают горло, короче».
– И сок обильно течёт…
– Так вот для чего фляги!
Они были приторочены к багажнику каждого гам-метеора. Даже по нескольку штук.
– Именно, – подтвердил Вирил и, подмигнув Рамитину, отправился дальше.
Женя обречённо вздохнула и проверила, на всякий случай, хорошо ли закреплены ножны на голенище ботинка.
– Готова? – спросил Талех.
– Готова.
Убивать Евгения никого не собиралась. Её больше интересовал процесс, чем участие. Она всего лишь постигала шакренскую культуру и не верила, что сумеет поймать и зарезать хотя бы одного мутчаба. Зато прогуляется по лесу, потрогает антрацитовые стволы, и впитает в себя дух Шакрениона…
Под ногами шуршали чёрные листья. Ветер принёс их сюда и насыпал целые кучи. Что-то всё это напомнило… Увязалось цепочкой ассоциаций, и Женя осознала кое-что важное.
– Рами!
– Да, – шакрен отвлёкся от снаряжения и повернулся к ней.
– А это ваш путник… следователь. Почему не допросил меня? Как главного свидетеля... Я ведь была там! И в пещере, и в доме, когда бандит схватил Вири.
– Мы помним, – кивнул Рамитин. – Но это наши дела. В них не посвящают чужаков.
– Я вам не чужая! – возмутилась Женя.
– Прости, – Рами улыбнулся. – Ты не чужая. Нашему Гнезду. Но такое расследование под надзором Обители. Дар-Шакренар не допустит вмешательства женщины с земли или веи. Следопыту довольно свидетельств Миритина и Сирила. Они ведь были там.
«Какие глупости, – решила Женька. – Ничего… После охоты я сама с ним поговорю».
– Ева!
– А?
– Забудь. Лучше следи за сигналами… Уже скоро.
Рамитин указал на горизонт, откуда белым сиянием наливался день. Густой и протяжный звук известил о начале охоты. Зербитин трубил в рог, призывая всех оседлать гам-метеоры и растянуться цепью вдоль леса. И пока они перестраивались, Рами поведал Женьке, что рог выточен из цельного куска чёрного дерева. Женя усмотрела в этом некую иронию. О чём и сообщила мужу, по секрету. Командор лишь загадочно улыбнулся…
Едва они рассредоточились в линию, как снова заиграл рог, призывая к молчанию, на этот раз. И все замерли, слушая Шакренион… Воздух звенел и вибрировал по нарастающей. Так звучали недра планеты. Шакренион пел! И рог протрубил в третий раз.
– Эцце и реччи! – грянуло хором, почти заглушив мелодию направляющих, вторящих Зербитину.
– Эцце и реччи! – с энтузиазмом подхватила Женька и поймала на себе Талехов изумлённый взгляд.
– Эцце и реччи! – Рамитин подмигнул ей, проносясь мимо, и крикнул, обернувшись на миг:
– Охотник обязан вернуться с трофеем. Иначе, ждёт его чаша позора.
Шакренский строй рассыпался. Охотиться полагалось в одиночку, и рассчитывать только на собственные силы. Особенно молодым самрай-шак.
– А что такое чаша позора? – спросила Женя, наблюдая, как охотники один за другим исчезают под сенью Чёрного леса. Некоторые пускали вперёд ндаримов, а потом срывались за ними на гам-метеорах, теряясь среди деревьев.
– Насколько я знаю, – ответил Талех, – это штрафной бокал какой-то шакренской дури из местного кактуса. И неудачника всю ночь колбасит, а другие охотники за ним наблюдают и развлекаются. Подаётся на ежевечерней пирушке и на заключительном пиру.
