1. Глава 1
Антон
Одиночество…
Какое оно, что собой представляет это страшное слово?
Причин может быть множество, и самые распространенные — предательство и лень. Звучит паршиво, но так оно и есть. Люди закрываются из-за обид на окружающих, а кто-то просто не желает поднять задницу с дивана и что-то сделать для себя.
Мое же одиночество заключается в ненависти ко всему, что меня окружает. Да, соглашусь, это еще хуже. Но что поделать, когда обстоятельства складываются не в твою пользу. И единственное место, где я чувствую себя свободным и не одиноким, — это яблоневый сад в заброшенном дворе.
Место, где можно побыть в тишине и подумать.
Солнечные лучи пробираются сквозь ярко-розовые лепестки цветущей яблони. Зажмурившись, я кладу голову на согнутые колени и в который раз пытаюсь понять, почему меня так не любит жизнь? Она с удовольствием пинает меня под зад при каждом удобном случае, мать ее.
Ах да. Всем привет! Меня зовут Антон Северский. Мне семнадцать лет, и практически с рождения я детдомовец. Да, тот самый ребенок, что не помнит маму и папу и не слышал от них доброго слова. Я даже не знаю, где они и живы ли вообще. Вот такие хреновые дела.
"Жизнь неслась красотой сериала
И сюжетом картин без финала,
Я не знал этот мир без обмана
До тебя.
Снова мысли бегут и обратно,
В голове ничего не понятно,
Ты наградой явилась внезапно,
Знаю я."
Сопливый голос мужика доносится из настежь распахнутого окна кабинета, принадлежащего нянечкам. Он поет слащавым голосом о любви, заставляя морщиться от отвращения. Какая к черту любовь? Здесь бы выжить после выпуска и не опуститься на дно, с которого я потом вряд ли когда-либо поднимусь.
Сглатываю, уловив аромат свежеиспеченных пирогов, и отворачиваюсь к песочнице, где играет малышня, строя замки и фигурки из песка. Эти курицы (так мы называем за спиной нянечек), не имея ни грамма жалости и сожаления, любят посидеть у окна с видом на детскую площадку и чаевничать со свежеиспеченными пирогами, в то время как детвора, истекая слюнями, пытается найти укромное место, пока не завершится сей пир. Они уверены, что дети увлечены игрой и ни черта не чувствуют. Говорю же, изверги!
Видимо, у меня настолько паршивое настроение, что не хочется никуда бежать и прятаться. Внезапно накатило состояния апатии, и с недавних пор мне стало безразлично все, в том числе и это гнилое место. Да-да, именно так.
Равнодушно блуждая взглядом по округе, я в который раз подмечаю не столь приятные детали, такие, как обшарпанные стены, давно требующие ремонта, или гриб над песочницей, что готов свалиться в любой момент, и думаю, что сегодняшний майский день чудесный, даже несмотря на то, что утром, как из пожарного шланга, лил дождь, и лишь к обеду горячее солнце осветило блеклую окрестность. Только вот его тепла не хватило, чтобы прогреть сырую землю, на которой я сижу, опершись спиной на цветущую яблоню. Единственное прекрасное место в этом серой местности.
Легкий ветерок играет в зелени деревьев, иногда посвистывая и цепляя пряди моих волос. Где-то поют птицы, изредка пролетая над серой крышей детского дома №6. Вроде все как обычно, но на душе неспокойно. Ощущение, что вот-вот должно случиться то самое, что напрочь перевернет мою жизнь. Не понимая беспокойства, что бушует внутри и грозит вырваться на свободу, поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам, выискивая цепким взглядом причину своей тревоги.
— Куда прешь, мелкая? — привлекает мое внимание озлобленный детский голос, и, повернувшись в его сторону, я ухмыляюсь.
Ну надо же, маленький сорванец снова качает права перед новеньким. И ведь ему совершенно плевать, что он недавно вышел из лазарета, в который попал не случайно. Группа пацанов его возраста, давно уже сговорившись, устроила ему темную в душевых кабинах. Ибо этот мелкий слишком шустрый и совсем без тормозов.
— П-прости, — барахтаясь в грязной луже, все еще не высохшей под палящим солнцем, и вытирая слезы замызганными рукавами заляпанного платья персикового (сейчас это совсем не так) цвета, произносит девчонка ангельским голосочком.
И мое сердце екает. Ноги сами несут меня к ней.
На вид ей лет пять, не больше. Светлая кожа, почти бледная, заметные синяки на запястьях. Что-то мне подсказывает, что не очень адекватный человек именно так ее сюда доставил. Урод моральный, вот кто он! Сама девочка худенькая, косточки торчат, виден весь детский скелет, обтянутый кожей. Маленькую голову с копной кудрявых шоколадных волос, местами спутанных и испачканных грязью из лужи, украшает серый бант, наполовину развязанный. Уверен, когда-то он был белоснежным.
Девочка сидит в луже, сжимает маленькими кулачками грязь и даже не пытается встать и дать отпор. Единственное, на что ее хватает, так это заглянуть в глаза обидчику — со страхом, который может испытывать только до чертиков напуганный ребенок. Но этого прохиндея не проймешь, он как раз ненавидит жалость и все, ей подобное.
— Какого лешего ты расселась здесь? Проваливай! — рявкает обидчик, заставляя девчонку зажмуриться от страха.
Подойдя ближе, замечаю, как начинают дрожать ее хрупкие плечики, губы, и меня охватывает злость. Неописуемая и неуправляемая.
— Эй, негодник, — рявкаю на парня, потому что прекрасно знаю, что по-другому он ни хрена не поймет. — Малую не тронь! И пацанам своим передай, что, если с ее головы хоть один волосок упадет, будите коридор драить. Пока он не заблестит!
Произнося такие простые слова в защиту мелкой, я успеваю понять, что без моей защиты она здесь не выживет. Ее просто сожрут в этом чертовом серпентарии и даже не подавятся.
— Да она первая начала! — грозно рычит одинокий звереныш в свою защиту, не представляя, на ком еще сорваться.
— Если тебе по шапке влетело от терминаторши, так это чисто твоя проблема, — даю понять, что знаю причину его паршивого настроения. — Оставь девчонку!
— Да пошла она! — Пнув ногой по луже так, что девчонка принялась отплевываться от попавших в рот капель, сорванец убегает.
— Зараза! — рычу, подходя к мелкой, всерьез думая, может, ему снова темную забабахать.
— С-спасибо, — заикаясь, произносит девочка и поднимает на меня взгляд растопленного шоколада, напрочь прописываясь в самом сердце. Я понимаю, что ни за что на свете не должен допустить, чтобы она плакала вновь. Она ведь ребенок. Сестра по несчастью.
— Пошли, — поднимаю ее на ноги, замечая, что платье на ней не из дешевых, следовательно, скоро найдутся родственнички и ее заберут. Ну а пока присматривать за ней буду я.
2. Глава 2
Антон
Тихая гавань, какая она? Что собой представляет и какие тайны хранит?
Для меня это давно летний вечер под старой яблоней в саду, сюда прибывает корабль моих чувств после насыщенного и даже порой напряженного плавания. Только здесь я могу спрятаться от надоедливых надзирательниц и шума детворы. А под вкус кисло-сладких яблок, которых в этом году ну очень много, ощутить приятный покой.
