Эта история началась в один из холодных декабрьских дней. Меня разбудил надоедливый звук. Он раздавался из телефонного аппарата, стоящего на прикроватной тумбочке моего номера.
Интуиция подсказывала, что это не к добру, и стоит проигнорировать звонок. Однако по инерции я повернул голову к источнику шума и потянулся за трубкой.
– Слушаю, – с раздражением сказал, с трудом заставив себя разлепить веки.
– Паскаль это ты? – раздался мужской голос.
– Да, а кто спрашивает? – промямлил, закутавшись плотнее в одеяло.
– Это я… Айзек Моррисон, – послышалось на том конце провода.
Я с полминуты молчал, пытаясь прийти в чувство. Мне казалось, что все еще сплю, ведь мы не общались с университетским товарищем уже много лет.
– Айзек? – переспросил неуверенно.
– Да.
– Разве ты не в Австралии?
– Нет… Я прилетел в Америку на прошлой неделе. Мы должны срочно встретиться.
– Это не может подождать?
– Нет! И это не телефонный разговор. Жду тебя в холе.
«Черт!» – выругался я про себя, не желая покидать теплую постель. – «Лучше бы не поднимал трубку».
– Который час? – решил уточнить.
– Пять утра, – ответил друг, как ни в чем не бывало.
– Господи! – проворчал я, немного повременив. – Хорошо, буду через двадцать минут, – добавил, понимая, что уже вряд ли усну.
Оторвав голову от подушки, я лениво потянулся, оглядел помещение и понял, что еще слишком темно.
«Что понадобилось Айзеку в такую рань?», – негодовал, свесив с кровати ноги, налившиеся свинцом.
За окном отеля «InterContinental» виднелось пасмурное небо Нью-Йорка. Я подошел вплотную к стеклу, надевая по пути махровый халат. Перед моим взором открывался завораживающий вид на Центральный парк. С высоты птичьего полета он был весь, как на ладони. Между голыми деревьями в сумерках одиноко пустовали дорожки и красовались замерзшие пруды.
Эта картина навеяла грусть и тоску. Я не любил зиму ни в каком ее проявлении. После долгого проживания в условиях мягкого европейского климата мне было сложно подстроиться под местную погоду.
Я не планировал задерживаться в Штатах надолго, прилетев сюда в короткую командировку по работе. Поэтому для меня стало полной неожиданностью, что Айзек отыскал меня, намереваясь вплести в очередную авантюру.
Мы не виделись с Моррисоном около десяти лет и расстались не на самой дружеской ноте. Все, что я помнил о нем, так это то, что друг всегда искал приключений, любил ввязываться в неприятности и по своей натуре был азартным человеком.
Я взглянул на настенные часы и понял, что замешкался. На сборы у меня было мало времени, поэтому поторопился, не желая показаться непунктуальным невежей.
Принял душ, вытерся насухо полотенцем, стер капли воды с запотевшего зеркала над умывальником и посмотрел на свое отражение. Несмотря на довольно солидный возраст, я по-прежнему казался себе вполне симпатичным. И лишь густая седина на висках напоминала о прожитых годах, ведь за моими плечами было уже почти полвека.
Для встречи с товарищем я выбрал серый твидовый костюм, который надел поверх черной рубашки. И прихватил с собой шерстяное пальто на случай, если друг решит прогуляться.
Пока спускался в лифте на первый этаж, на меня нахлынули воспоминания. Я уставился на носки своих лакированных туфель и подумал, как докатился до такой жизни?
В молодости я придерживался менее официального стиля и не был столь консервативным. Мог часами напролет играть в бильярд, покер или крикет, сидеть в пабе за пинтой темного эля и наслаждаться песнями любимых исполнителей.
Теперь же я дорожил своей независимостью, отдав предпочтение холостяцкой жизни и одиночеству. Мои будни сводились исключительно к рутинной работе и скромному досугу в библиотеке или компании коллег.
Айзек, как и пообещал, дожидался меня в холе. Я сразу его узнал. Он обладал особым шармом южанина. Статный обаятельный мужчина средних лет с загорелой кожей, черными слегка кудрявыми волосами, отросшей щетиной и огромными карими глазами.
Моррисон был одет в темную кожаную куртку, синие джинсы и белые кроссовки. Он сидел на диване со скучающим видом и изучал прессу, поэтому не сразу заметил моего появления.
– Кхм, – прокашлялся я, стараясь привлечь к себе внимание.
Тот обратил на меня задумчивый взор и, прищурившись, обвел пристальным взглядом. В его обществе я всегда чувствовал себя неуютно.
– Паскаль! – басистым тоном сказал Айзек и поднялся с места. – Ты практически не изменился.
Я лишь сухо улыбнулся и пожал ему руку в приветственном жесте.
– Сколько же мы не виделись, дружище? Наверное, лет пять? Или десять?
– Именно! – отчеканил я равнодушно.
Товарищ присвистнул и подошел ко мне ближе.
– Ты до сих пор на меня обижаешься? – слегка оскалился он и заглянул мне прямо в зрачки.
– О чем ты? – сделал вид, что у меня отшибло память.
– Прости, но у меня не было выхода…
– Выбор есть всегда, Айзек! Ты лжец и мошенник… Ты похитил из музея ценный экспонат и оставил меня одного в Аргентине со всем разбираться.
– Каюсь, – поднял ладони вверх Моррисон в примирительном жесте. – Однако с тех пор я очень изменился, поверь мне.
Мое лицо оставалось бесстрастным. Мне не хотелось выяснять отношения, поэтому я решил перейти сразу к делу:
– Зачем ты меня позвал? Не уж-то, чтобы извиниться?
– Да! То есть нет… Не совсем, – немного смутился Айзек, что было совершенно ему не свойственно.
– И все же?
– Давай пройдемся до Таймс-сквер, – неожиданно предложил он.
Я в растерянности моргнул несколько раз.
«Что за наглость?» – мелькнуло в моей голове.
– Не стой как истукан, пойдем! – шикнул друг, указав в сторону выхода.
Не веря в происходящее, я подчинился и послушно проследовал за ним. Не в моих правилах было спорить публично.
Да и честно признаться, меня захлестнул интерес. Хотелось поскорее узнать, что спустя столько лет Моррисону от меня вдруг понадобилось.
Дорога до площади не заняла много времени. Город начинал просыпаться и утопал в шуме проезжающих мимо машин. Таксисты громко сигналили, завлекая клиентов, клерки сбивались с ног, торопясь в офисы, а туристы толпились у торговых центров, глазея по сторонам.
Очутившись в самом центре Манхэттена посреди суеты, небоскребов с красочными витринами и гигантскими рекламными баннерами, я заметно приободрился. Обстановка вокруг навеяла воспоминания о суетливом ритме молодости. Наверное, с возрастом я стал слишком сентиментальным.
