Ксения Каретникова - На привязи

1. Вместо пролога...

Узлы крепко затянутся на запястье, 
Холодный взгляд, откровенный в душу, 
Себя уверяет – я его счастье, 
Да только вот он – мерзкий, ненужный. 
 
Пальцы клинком проведут вновь по телу, 
Огонь зажигая против чертовой воли, 
Заполняя меня, он стирает пробелы, 
Что топил накануне лишь в алкоголе. 
 
Игрушка в руках, молчаливая кукла. 
И крики с мольбами все в пустоту. 
В отражении зеркал так просто оглохнуть, 
Я на паперть нагая на потеху ему. 
 
Приказы и ласки почти до рассвета, 
Смешаются болью в гремучий коктейль, 
Я не знаю вопросов, но известны ответы, 
Этой ночью безумной он – мой дикий зверь. 
 
Снимая оковы, целует он страстно, 
Кусает в кровь губы и меня пьет до дна. 
В постели измятой мы на контрастах, 
За ниточки дергая, он сводит с ума. 
 
Впиваясь ногтями в сильные плечи, 
Царапая грудь до ссадин и ран, 
Я стон из груди – ему не перечу, 
На миг идиотский шагнула в туман. 
 
Внизу живота пламя погаснет, 
Заставляя в безумстве бросить вызов не раз. 
На привязи этой... до оргазма. Опасно. 
По лезвию острому… Не хочу. Не сейчас…

Мари Фирс

2. 1

 Как-то странно я себя чувствую.

 Все тело затекло, онемело. Шея скована, поясница болит, ломит. Правая нога пульсирует маленькими, ледяными иголочками... А еще мне холодно – ступням и ладоням. 

 Резко открываю глаза и тут же пугаюсь. Хлопаю ресницами в надежде... но нет, темнота перед глазами не рассеивается. Черт, я что, ослепла? Если нет, то почему так темно?

 Пытаюсь приподняться, руки плохо слушаются, не могу на них опереться. Дышать тяжело, воздух влажный, здесь немного сыро, промозгло...

 И вдруг включается свет. Где-то в углу одинокая лампочка свисает с потолка, и ее свет раздражает воспалённые глаза.

 Но я, прищурившись, пробую осмотреться, медленно озираюсь по сторонам. Я в небольшом помещении, буквально три на три метра, судя по всему, в подвале: каменные, неровные стены, такой же потолок и пол, рядом с высоким матрасом, на котором я сейчас лежу, укутанная в толстое одеяло, лежит ковёр с коротким ворсом. Слева дверь, массивная, без ручки... 

 Твою же мать, где я?!

 В голове шум, в висках сердце отбивает свой ритм, но я стараюсь с этим справиться и вспомнить, что было вчера...

 Так, вечеринка у знакомых, фуршет, банкетный стол, люди, люди, люди... и он! 

 Да, он! Человек из прошлого, оставивший не самые лучшие о себе воспоминания.

 Как я испугалась, увидев его, но при этом старалась вести себя спокойно. Да и он, на удивление, поздоровался со мной скорее равнодушно. Этим и успокоил. Да так, что мы выпили, праздно пообщались ни о чем. А потом...

 А потом я не помню. А потом – вот то, что сейчас.

 Твою мать!

 Ощупываю и осматриваю себя: та же причёска, что и вчера, только слегка растрепанная, и платье на мне то же. Ноги босые, потому им и холодно в этом промозглом помещении. Рассматриваю нижние конечности внимательней, притягивая их к животу... блядь! Других слов нет! На моей правой лодыжке металлическая окова, к ней прикреплена толстая цепь, тянущаяся из угла, того самого, где свисает лампочка.

 Я сплю? Вся надежда на это. Но нет, ущипнув себя, понимаю: все реально. Жутко, непонятно. 

 Хочу встать, дергаюсь, отталкиваясь от слишком мягкого матраса, но не получается – тело ведет, меня покачивает. Словно какая-то сила тянет обратно – и я падаю на матрас. Тут же  бессилие, страх, неизвестность – кажется, я на грани панической атаки, а я-то уж точно знаю, что это такое.

 Дверь. Она начинается открываться, в этом почти пустом пространстве звуки громкие, гуляют эхом как будто со всех сторон. Я натягиваю одеяло до подбородка и, зажмурившись, просто жду того, кто войдёт.

 Помещение заполняется ярким светом резко, и так же резко возвращается полумрак.

– Ну здравствуй, Крис, – его голос, ненавистный мне голос, пугающий своей интонацией, с которой он всегда говорит со мной, когда мы наедине, тоже сопровождается эхом, и это, черт тебя дери, пугает еще больше. 

Но нет, не показывать ему, что боюсь.

– Привет, – отзываюсь я. – А не подскажешь, где я?

– У меня, – отвечает он спокойно и подходит ближе. Я невольно поднимаю лицо, широко распахивая глаза.

 Он стоит, закрывая собой часть света от лампочки, но я все равно вижу, что голый. По пояс. На нем лишь тёмные джинсы, обтягивающие, даже чересчур. Твою мать! Я вижу под ними в области паха член, лежащий на боку уже в эрегированном состоянии.

– Заметила? – довольно интересуется он. – И это я только подумал о том, что буду сейчас с тобой делать.

 Он делает еще шаг и начинает расстегивать свой пояс. Металлический язычок ремня, соприкасаясь с такой же пряжкой, издаёт противный лязгающий звук, до нереального громкий.

 А потом он выбрасывает руку и тянет меня за волосы, заставляя приподняться. Мое лицо оказывается напротив его плоского живота, на котором в самом низу красуется татуировка. Дракон в японском стиле.

– Как долго я этого ждал, – заявляет он с придыханием, волосы мои не отпускает, мне становится больно, я пытаюсь отвернуться, тщетно. Он буквально тычет моим носом себе в живот. – У тебя такая же, ведь так, Крис? Я нашёл твоего мастера и попросил набить мне точно такую же, на том же месте, – он тянет меня выше, сам слегка наклоняется. Лизнув меня до омерзительного мокро в щеку, у уха, он шепчет: – Сегодня наши драконы сольются, как и мы.

3. 2

Холодно. Страшно. Больно. Последнее не физически, морально. Я сбежала от него, надеясь, что секс между нами никогда не случится. Надеясь, что он забудет обо мне.

Но нет. Он, оказывается, долго этого ждал. И дождался же, твою мать!

 Упёртый ублюдок, который сделает все, чтобы получить желаемое!

 А я... а я дура. Зачем вернулась?
 Он продолжает держать мои волосы, тянуть, словно собирается скальп с меня снять, при этом другой рукой он гладит меня по голове:

– Хорошая моя, девочка... Ну скажи, что вернулась, потому что соскучилась и передумала, ведь так? – я качаю головой. –  Нет, плохая!

Он отпускает меня неожиданно резко, я тут же падаю на матрас.

Затем он садится передо мной на корточки и пытается посмотреть в глаза:

– Больно? Ну прости, мне тоже больно, – его пальцы проводят по моему лицу, едва касаясь, замирают на губах, на которые он смотрит и облизывает свою нижнюю губу. – Скажи, ты нагулялась? – спрашивает он, а я офигеваю от того, как меняется его настроение. И вдруг понимаю: он опять под наркотой. Ничего не меняется, ничему его жизнь не учит.

– Боря... – произношу я имя, которое так хотела забыть. Мой голос хрипит, я хочу откашляться, но не успеваю, он целует меня, жадно, глубоко проникая языком, касаясь им зубов и дёсен. Я не отвечаю, не хочу, мне противно, чувствую во рту привкус алкоголя вперемешку с табаком. Мне дышать трудно, вырываюсь, и тогда он впивается рукой в мой подбородок и целует более настырно и требовательно. Это уже не поцелуй, это изнасилование моего рта.