Я писатель и за свой дар я расплачиваюсь бесконечной, ноющей дырой внутри. Я чувствую, как стою на краю бездны и одна моя нога то и дело соскальзывает.
Для начала представлюсь. Меня зовут Кристина Романова. Когда мне было три месяца, мои драгоценные родители подбросили меня к воротам детдома. Да, да, вы не ослышались, до двери меня не донесли, боялись, что привлекут внимание. Я говорю родители, потому что хочу верить, что они были в сговоре, что решили так вместе и что сейчас они плещутся в водах Тихого океана, представляя меня счастливой.
Я не помню о себе ничего вплоть до пяти лет. Воспитательницы рассказывали, что я была несносным ребенком, делала странные вещи, много плакала. Я не верю им, потому что это слышит каждый найденыш. Люди пытаются преувеличить свою жертву, показать свое благородство.
Директор нашего дома Василий Васильевич Васильев был единственным человеком, которого я любила в детстве. Это был высокий мужчина с широкими плечами и невероятно печальными небесными глазами. Он всегда ходил в одном и том же костюме, гладковыбритый и прилично причесанный, расческа хранилась в нагрудном кармане его всегда белой рубашки. Когда его тяжелые шаги раздавались в коридоре, мы радостно бежали на встречу. Он никогда не проходил мимо, никогда не отмахивался от нас. Как бы занят не был, кто бы не шел с ним рядом. В кармане его светлого серого пиджака всегда была куча крошечных леденцов, которыми он с нами делился.
– Да не оскудеет рука дающего. Этому учит Бог, – Василий Васильевич посещал церковь чаще, чем кто-либо другой в нашем приюте. Злобные няньки постоянно сплетничали о том, что он замаливает грехи прошлого. Я думаю, он просто пытался быть ближе к тому, кто спокойно смотрел, как нас бросают в этот огромный мир безразличные родные руки.
Не могу вспомнить, как увидела его впервые. Память записала только историю, которая произошла, когда мне было пять лет. Сережа, противный мальчишка из соседней комнаты, поймал меня в коридоре и хотел затащить в темный угол, чтобы хорошенько избить за какую-то провинность. Директор делал обход несколько раз в день. Расписание не сообщали никому, графика не было, поэтому персонал недолюбливал начальство. Так вот, Василий Васильевич заметил, как я хнычу и отбиваюсь и подошел разобраться в ситуации. Сережу увели на важный разговор, а мне достался леденец и речь о прощении ближнего. Он был первым человеком, проявившим ко мне доброту. Кажется, я видела нимб у него над головой.
Я провела в детдоме восемнадцать несчастных лет. Не считая одной чистой души, все люди там были неприятными и глупыми. Я не приобрела ни подруг, ни друзей. Поэтому покидала это место с легким сердцем. Василий Васильевич умер от сердечного приступа за месяц до моего выпускного.
Жизнь не была ко мне милостива и после этого. Я поступила на бюджет в экономическую академию, благо вместо интрижек я сидела над учебниками до ощущения песка в глазах. За то, что судьба не дала мне семьи, государство выделило крохотную однушку на первом этаже московской многоэтажки. Хорошая компенсация, если учесть большинство родителей моих знакомых дали им только дружеский пинок.
После пар, пока мои сокурсники ходили на вечеринки и встречи, я работала секретарем у бухгалтерши, которая все еще была верна советской химической завивке. Там, я впервые заметила мужчину. Его звали Игнат, он был высоким харизматичным брюнетом, и часто зависал у нас в кабинете, флиртуя с моей коллегой Аней. У нее совсем не было мозгов, но она была по-настоящему красива. Эталон женственности в коротенькой юбочке с длинными ресницами и коровьими глазами. Я пришла домой и первым делом подошла к зеркалу. Со стены на меня смотрела невысокая девушка явно старше тридцати с узкими плечами и мешками под глазами. Я никогда не ухаживала за собой, не ходила в салон красоты. Мне не было дело до таких вещей, я пыталась выжить. А тут Игнат с такими красивыми карие глазами и манящим баритоном. Я поставила себе новую цель.
Зарплата пришла через две недели. Я купила три пакета самой дешевой гречки, чтобы не умереть с голоду, и пошла в небольшую студию в соседнем подъезде. Тучная армянка средних лет с изобилием страз на пальцах расписала мне список необходимых процедур. Я не дура, сразу исключила лишние десять пунктов, оставив прическу и маникюр. Оставшиеся деньги лучше потратить на гардероб.
Честно говоря, стрижка правда меняет человека. Я оказалась очень даже миленькой, после того как Азиза три часа занималась покраской и укладкой. Джентльмены предпочитают блондинок, то есть таких, как я. Теперь мне не дашь больше 25, какой же тусклый цвет волос подарила мне генетика.
Платье в цветочек и смертельно неудобные туфли с распродажи – это все на что мне хватило денег. В сетевых магазинах легко найти что-то на человека, который никогда не ел досыта, я была такой. Аня, конечно, была вазоподобной дамой, но ведь сразу видно, что такая же пустая. Девушка в магазине с радостью показала мне как пользоваться тушью и помадой. Так я стала выглядеть на свои 19.
В понедельник утром я была во всеоружии и ждала, пока Игнат войдет к нам на очередном перекуре. На часах было ровно десять, когда его широкая фигура показалась в дверях. Он сразу же бросил на меня удивленный взгляд и улыбнулся. Флирт с Аней остался прежним, правда теперь его большие карие глаза то и дело скользили по моему столу. Всеми воспетые бабочки тут же разнесли мои органы своими цветными крыльями. После обеда он догнал меня в коридоре, чтобы завязать разговор.
– Кристин, давай прогуляемся после работы? Я сто лет не ходил на своих двух, а сейчас красиво в центре, листья опадают, – он продолжил какие-то красивые фразы о природе, но я не слышала. Внутри меня маленькая девочка прыгала от счастья, мне хотелось петь и танцевать, но я просто улыбалась и кивала.
Я еле дождалась конца рабочего дня, он не зашел за мной. Я подумала, что он передумал и побрела в сторону метро, но оказалось, что он ждал за углом, не хотел пересудов и сплетен у меня за спиной. Впервые, после Василия Васильевича обо мне кто-то заботился и это было прекрасно.
Москва больше не казалась злой и суровой, рядом с ним она была яркой и душистой со вкусом мандаринового мороженого, которое он купил в палатке у бабушки с огромным начесом.
– Значит, ты живешь совсем одна. А как же родители? – его рука легла на мою ладонь, меня прошибло током.
– Я из детдома. Учусь на экономическом днем, а вечером подрабатываю на полставки, – почему-то я не могла перестать думать о том, как потеют мои пальцы.
– Мне очень жаль, – он повернул меня к себе лицом и поцеловал. Я впервые чувствовала на своих губах что-то настолько нежное и приятное. Вот почему все сходят с ума от этого. Я не спала всю ночь.
