У каждого человека в жизни бывали такие моменты, когда ничего не предвещало проблем, все шло прекрасно: хорошая работа, красивый дом, семья в порядке и любимый человек рядом, – все замечательно, а на душе тревога.
Сердце стучит гулко, отдается звоном в ушах и хочется зареветь в голос, заорать, умолять, чтобы ничего не изменилось, чтобы то счастье, что пять минут назад окрыляло и окрашивало яркими красками жизнь, никуда не исчезало, вернулось обратно.
Ксюша ощущала себя именно так, но хотелось не кричать, хотелось встать коленями на прохладный кафель ванной комнаты и молиться. Просить Бога, чтобы эта тревога на душе была простой женской мнительностью, а не предвестником катастрофы.
Но она не поддалась этому иррациональному страху. Спокойно промокнула лицо полотенцем. Вдохнула жаркий воздух еще раз и смогла затолкать тревогу куда подальше. У нее много дел, клиентки ждут, а вечером важный ужин с будущим партнером ее будущего мужа.
Эта мысль вернула ей счастье, а взгляд сам собой зацепился за прелестное помолвочное кольцо с аккуратным изумрудом.
Тепло разлилось в груди, а на губах заиграла улыбка влюблённой женщины, счастливая и ласковая.
Прошли тревоги, спрятались.
Ксюша была уверена, что уж теперь-то она будет счастливой всегда, потому что встретила того, без кого своей жизни представить не могла, и не хотела. Ее любили и ее обожали, а она отвечала тем же. Разве не в этом счастье?
Она так задумалась, замечталась, что не услышала, как открылась дверь и в ванную уже в темных брюках и светлой рубашке зашел Давид.
К ней тихо подошел сзади и оплел своими руками ее талию, прижал к себе, вдохнул её волшебный запах, прижался своей щекой к разгоряченной от душа коже.
– Надень сегодня белое, – хрипло прошептал ей в шею, мимолетно поцеловал и посмотрел в зеркало на их отражение.
Его девочка лукаво улыбнулась, хитро блеснула глазами.
Красивая. Без косметики и мейк-апа. Без украшений и стильной одежды. Вот такая, красивая.
Кожа гладкая, кровь с молоком, легкий оттенок загара остался от отпуска, проведенного на море. Розовые губы, чуть припухшие от его поцелуев.
В белом банном халате и чалме, сделанной из полотенца.
Вот такая она совершенная. Смотрел бы и смотрел.
Ксюша, в зеркало, разглядывала его глаза, любовалась так же, как и он сам. Давид это знал, чувствовал. К себе крепче прижал. Не мог оторваться от нее сейчас, плевать, что уже, наверняка опаздывает, подождут. Они не так часто могли позволить себе такое утром.
Она обняла его руки своими, переплела пальцы вместе и откинулась всем телом на него. Жест безграничного доверия к мужчине, потому что только ему одному позволяла заходить к ней за спину, только с ним позволяла себе абсолютно расслабиться, и довериться ему во всем.
– Тебе же не нравится, когда я надеваю белое.
От ее голоса мурашки по коже, и появилось желание послать работу к черту и остаться дома. Сбросить с Ксюши халат и прямо тут усадить на край столешницы, заняться с ней любовью. Входить быстро и яростно, слышать ее стоны и не сдерживать свои.
– Мне слишком нравится, когда ты в белом, сразу хочу всем мужикам глаза повыкалывать, а тебя под замок посадить и не выпускать никуда. Чтоб белое -только для меня…
Ксюша на его провокацию поддаваться не собиралась, только улыбнулась понимающе, когда его возбуждение попкой ощутила. Закрыла глаза, прикусила губу, стараясь сейчас контролировать каждый вздох, чтобы не соблазниться тем предложением, что в его карих глазах заметила.
– Я надену белое и специально для тебя, то белое, которое, кроме тебя никто не увидит.
Давид судорожно сжал её пальцы и глухо выругался.
Какая к черту работа, когда ему откровенно обещают нацепить на себя белое атласное с кружевом белье? Он тот комплект по гроб жизни помнить будет. Секс в примерочной, прямо в бутике нижнего белья,– такого никто забыть не сможет. Полный экстрим, ощущения на грани, слишком остро и слишком мало. Он грозился тот магазин выкупить, если она не прекратит над ним издеваться. Прекратила, задрожала в его руках и ему ее стон пришлось собственными губами заглушать.
Ксюша знала, что сейчас завела его больше некуда и ждала что же он сделает. Воздух в ванной заискрился от напряжения, от искушения.
Но, у обоих были дела, которые отложить нельзя.
Давид расцепил руки, отошел на шаг.
Ксюша взяла в руки баночку с кремом и начала тот наносить на лицо.
Мужчина наблюдал. Любил этот момент. Когда Ксюша становилась другой, из домашней превращалась в бизнес-леди. Наносила макияж, творила что-то невообразимое с тюбиками, красками, помадами. А потом думала, как лучше уложить волосы, что будет сочетаться с ее настроением.
Он искренне не понимал, какой там может быть выбор с ее каре? Но жизнь с этой женщиной ему наглядно продемонстрировала, что многое, очень многое.
– Я ушел, до вечера, – снова подошел к ней, повернуло ее лицо чуть в сторону и поцеловал в губы, едва ощутимо, – Люблю тебя.
– А я тебя!
Давид улыбнулся во все тридцать два и ушел.
А Ксюша… схватилась рукой за шею, прикрывая то, чего там уже давно нет. Дышала с трудом и сердце бешено колотилось.
Силой воли заставила себя опустить руки, вцепилась пальцами в мрамор со всей силы.
Она одна. Свет горит ярко. Никаких теней. Никого за спиной. Только она одна.
Только она…
Пять лет назад.
***
На улице становилось темно, зажигались фонари, освещая улицы для жителей города.
Давид со смешанными чувствами наблюдал за тем, как фонарь за фонарем вспыхивали, озаряя своим светом накатывающую на улицу темноту.
Сидел в удобном мягком кресле, улыбался шуточкам друзей. Но нет-нет, да поглядывал на дверь. Именно вход вызывал двойственные эмоции.
Напряжение, и даже едва уловимую злость, потому что опаздывает, или вовсе решила не идти никуда. И предвкушение, болезненное, мучительное, от которого сердце заходится удовольствием и болью, потому что увидит ее.
Его наваждение. Его мука. Его лучший друг. Его соратник. Его…, к сожалению, не его девушка, но та, ради которой он бы пожертвовал всем,– своей жизнью, если бы потребовалось.
Ежегодная встреча одноклассников без ее фееричного появления проходила скучно, блекло. Для него. Для остальных, – а набралось на данное время человек десять,– нормально, удовлетворительно.
– Смолов, аууу, ты где? – перед его лицом Олька помахала ладошкой, потрепала его по волосам, привлекая внимание,– с детства терпеть не мог, когда кто-то волосы трогал, – Да придет твоя зазноба, придет, – уже замужняя дама покровительственно хлопнула его по плечу.
Давид перевел взгляд на бывшую одноклассницу, вперил в нее очень недобрый взгляд. Что ж, возможно с виду его нельзя было назвать грозным, но смотрел на людей он всегда убийственно, этого не отнять. Темперамент был бешеным, контролировать свой характер было тяжело, но к двадцати двум годам он сумел обуздать эмоции и дисциплинировать ум.
