нарисуй мою смерть. Пролог
«…в гордыне неугасной —
Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда».
Многие из нас, если вообще не каждый, хоть раз да задумывались о том, что было бы отлично жить лучше, богаче, шикарнее. Но не все готовы для этого сделать хоть что-то. Большинству людей хочется увидеть в руках волшебную лампу с Джином внутри, готовым выполнить любое желание. Но что может случится, если что-то такое действительно произойдет?
***
В городе «Н» стоял летний безоблачный день. В воздухе гулял приятный освежающий ветер. На ветвях пели беззаботные птички. Дикие коты валялись то тут, то там, подставляя свои худые обтрепанные бока под тёплые лучи небесного светила и хищно поглядывали на птиц. Был выходной день. На улицы города в большом количестве высыпал разнообразный люд. Погулять, походить и проводить лето, которое вот-вот должно было уступить место наступающей осени.
На круглой площади в самом сердце города помимо разношёрстной группировки лиц, развлекающей толпу музыкальными номерами и конкурсами, сидело несколько уличных художников, обставившихся рисунками: портретами, шаржами и карикатурами на известных актеров и певцов. В основном это были уже взрослые или даже старые люди. В основном они были похожи на бездомных. В основном они были похожи на сумасшедших.
Несмотря на большой поток прохожих, к этим деятелям изобразительного искусства, мастерам красок и кисти, практически никто не подходил. Лишь изредка какой-нибудь ребенок завлекал своих родителей, выклянчив у них смешной портрет путем изнурительных рыданий и заламывания рук. Или влюбленный юнец, пытаясь впечатлить свою избранницу, заказывал её изображение.
Скудное количество покупателей и тотальное безделье пагубно влияло на творческих людей. Их улыбки, вполне искренние и радостные с утра, уже к обеду напоминали растянутое на прищепках бельё. Сил и желания держать осанку не хватало, отчего фигуры мастеров напоминали вопросительные знаки, утыканные на площади по окружности.
Но среди всех этих угрюмых лиц было одно посвежее. Молодой художник лет двадцати пяти сидел чуть в стороне, будто не хотел причислять себя к остальной братии. Да, на его лице тоже читалась усталость и даже раздражение, но по нему было видно, что он ещё не сдался в отличие от остальных. Помимо классического набора рисунков, что громоздились у ног его коллег, возле юноши можно было заметить и более интересные работы. Живопись. Настоящее искусство.
Парень сидел на раскладном стуле и провожал взглядом каждого прохожего. Казалось, что он пытался телепатически привлечь к себе человека и заставить того купить портрет. Закидывал серыми глазами воображаемые сети, представляя, как в них попадётся снисходительный заказчик. Но никого не было. Одна за другой фигуры удалялись прочь, даже не повернув головы в сторону портретистов. Лишь под вечер, перед самым началом заката, со стороны опускающегося солнца к пареньку двинулся силуэт.
Из-за лучей, бивших в глаза смотрящего, различить кто же это подходит было невозможно, пока человек не оказался совсем рядом.
– Привет. Я Миша.
Миша был местным юродивым. Он представлял собой этакого мужичка тридцати-сорока лет. Точно определить было невозможно из-за его вызывающе неряшливой наружности. Миша всегда улыбался, демонстрируя публике большие чудаковатые зубы, похожие на ослиные. И носил несменную синюю кепку с надписью USA и изображением белоголового орлана, затершуюся и лоснящуюся от времени.
– Привет, Миша. Что хотел? – парень соорудил из ладони козырек над глазами и посмотрел на подошедшего мужичка.
– А нарисуй меня. Толькось красившо шобы было, а.
– Миш, ну зачем тебе это? Иди куда шёл.
– Ну, нарисуй, милчеловек. Ну шо тебе стоит, а?
– Тысячу рублей стоит. Есть у тебя?
– Ща, ща посмотрю я, ага.
Миша запустил руки в карманы своих поношенных синих спортивных штанов и через пару секунд выудил оттуда деньги.
– Во, во, возьми. Нарисуй, а.
– Миш, тут рублей двадцать всего.
– Это всё, шо есть, милчеловек. Нарисуешь? Шобы красиво было!
Художник сжал лицо между ладоней, но через мгновение отпустил и махнул рукой.
– Ладно. Вот сюда садись и не дёргайся особо. Нарисуем. Красившо! – передразнил он, раскладывая перед собой второй стульчик.
Миша уселся и даже какое-то время смог просидеть спокойно. Но всё же его терпению быстро пришёл конец, и он начал елозить и дергаться на стуле, пытаясь заглянуть в листок.
– Покажи, а.
– Тут только набросок, я не закончил. Сиди смирно.
– Ну покажи, покажи, милчеловек.
– Ну, вот. Пока так. – художник развернул мольберт.
– Ох, тыш. Эт я? Красившо у тебя выходит, ага!
– Красившо… Только не проживешь на эту красоту.
– Шо?
– Денег не платят за красоту, Миш. Кушать не на что!
– Так не деньги же ж главное, милчеловек. – Миша приподнял козырек кепки и внимательно посмотрел в лицо художнику. Тому на какое-то мгновение даже показалось, что вовсе и не дурачок на него смотрит, а старый мудрец – столь глубоким был тот взгляд, столь проникновенным.
– И что же главное?
– Так эта. Любовь. Совесть. Друзья. У меня ж знаешь сколько друзей? О! – Миша развел руки в стороны, будто показывая размер пойманной рыбы. – У тебя вот есть друзья?
– Девушка есть.
Художник отложил картину и показал Мише фотографию милой рыжей девушки на экране своего мобильного.
– О-о-о. Красивая, ага!
– Да, красивая… И умная. И надёжная. Миш, знал бы ты, как она меня выручала порой. С самого дна доставала. Из депрессии вытаскивала.
– Депреси? А шо это?
– Да так… Типа болезни. Когда грустишь много.
– Аааа. Меня мамка учила, шо грустить оно не надо. Оно Богу не угодно.
– А я не верю в Бога, Миш.
– А энто зря! Надо ж верить! Я верю и не грущу.
Художник не ответил. Он смотрел на фотографию своей девушки и перебирал все те случаи, когда она спасала его от полного безумия.
– Милчеловек.
– А? Что?
– Картиночку можно забрать, а?
– Так я не дорисовал.
– Да мне и так сойдёть! Ага!
Художник протянул незаконченный портрет. Миша бережно взял его в свои руки и внимательно осмотрел. Результат был для него хорош. Он широко улыбнулся, сложил аккуратно рисунок вчетверо и положил в нагрудный карман пиджака.
– Спасибо! Пойду я, ага! Спасибо!
– Пока, Миш.
Михаил развернулся и побрёл куда-то по своим особо важным делам, оставив молодого художника в одиночестве любоваться закатом.
