Опустила рассеянный взгляд на панель управления. Часы равнодушно показывали, что я просидела в машине уже час. Целый час, вцепившись потными ладонями в кожаную оплетку руля, не отрываясь, смотрю на его окна, словно они – единственное, что осталось в этой вселенной
Ровный, чуть приглушенный занавесками, свет, льющийся из них, говорит о том, что Артем дома, занят своими делами. До него рукой подать. Казалось бы, что проще, выйти из машины, подняться на седьмой этаж, нажать на кнопку звонка, но я не могу себя заставить сделать первый шаг, нет сил даже пальцем пошевелить, словно приросла к салону машины. Я боюсь.
Боюсь, что он уже все для себя решил, окончательно, бесповоротно. Боюсь, что он, закрыл дверь, оставив все в прошлом, и в первую очередь меня. Боюсь того, что поднявшись к нему, увижу в глазах, ставших до боли родными, приговор.
Мне страшно, что я зря сюда приехала, что уже поздно пытаться что-то изменить, исправить, склеить осколки того, что с таким упоением сама ломала. Не ценила, не берегла, размениваясь на несущественные мелочи, а когда опомнилась, было уже поздно. Каждый мой поступок, каждое слово, каждая ложь, казавшаяся незначительной, сбились в один огромный снежный ком, который уже было не под силу остановить ни ему, ни мне. Это ком, набрав колоссальную скорость, со всей своей ужасающей мощью врезался в нас, беспощадно раздавил все то светлое, что между нами было, раскидал в разные стороны.
Кто же знал, что эта нелепая афера, поначалу казавшаяся глупой игрой, в конечном итоге так сильно ударит, в первую очередь по мне самой? Разве я могла тогда предположить, что спустя несколько месяцев после памятной встречи бывших одногруппников, буду сидеть в машине, гипнотизировать отчаянным взглядом его окна, не находя в себе сил подняться, поговорить с ним?
Мне есть, что сказать, но захочет ли он меня слушать? Я сутки напролет обрывала его телефон, а в ответ тишина, равнодушные гудки, сообщающие, что абоненту нет никакого дела, до меня и моих жалких попыток поговорить.
Я мечтала увидеть его, но вместе с тем хотелось сбежать отсюда, спрятаться, или заснуть, а, проснувшись, с облегчением обнаружить, что все это лишь сон, неприятный, выматывающий душу, но все-таки сон, из которого надо сделать соответствующие выводы и жить дальше. Нелепая, убогая мечта. Мое вечное стремление спрятать голову в песок, после того, как натворила глупостей. Отвернуться, сделать вид, что ни при чем и ждать, пока кто-нибудь исправит мои ошибки.
В этот раз исправлять не кому, и кажется, будто весь мир восстал против меня, решив наказать, за мои проступки. По ту сторону баррикад все: отец, Карина, Макс, а здесь осталась только я. Одна. И как бы не хотелось оправдаться, отбелить себя, понимаю, что все правильно, все так, как и должно быть. И эта боль в груди, заслуженное наказание.
Я не могу уехать, не имею права на это, мне надо поговорить с Артемом, мне надо его увидеть, услышать голос, без этого просто не могу, умираю от тоски, пронизывающей все мое тело. Этот разговор нужен как воздух, потому что глубоко внутри живет вера в то, что все еще может измениться в лучшую сторону, стоит только поговорить.
Немеющими пальцами открыла дверь, и на ватных ногах побрела к подъезду. Какой-то мужчина выходил на улицу и галантно придержал для меня дверь, в ответ я лишь рассеянно кивнула и зашла внутрь. Вызвала лифт, чувствуя, что сердце бьется где-то в горле, что меня всю трясет, потому что сейчас увижу его. На цифровой панели одна цифра лениво сменяла другую, и этот подъем до седьмого этажа показался мне длинным, словно путь на Голгофу.
Наконец, двери плавно скользнули в стороны, и я оказалась на лестничной площадке, выкрашенной в светло-зеленый цвет. Темная дверь с блестящим номером 35 в самом углу. Вот она – финальная цель моего пути.
Остановилась перед ней, чувствуя, что еще немного и не выдержу, сломаюсь, не смогу нажать на звонок, отступлю.
Так и замерла, словно не живая, гипнотизируя ее взглядом, отчаянно молясь, чтобы он сам все понял, почувствовал. Мечтая, что сейчас, как в романтическом фильме, она распахнется, а на пороге будет стоять Артем, с улыбкой на губах и словами, как же я скучал.
Это все трусливый бред, иллюзии того, что все может исправиться само собой. Нет, так не бывает. В жизни все сложно, на разрыв, через личный ад, через агонию.
Подняв руку, замерла в сантиметре от звонка. Давай же, давай, звони! Смелее!
Сомнения, страхи, опасения, затопили с ног до головы. Что если он не откроет? Не станет говорить? Даже на порог не пустит? Что тогда делать? Стоять под его окнами и кричать о своих чувствах, до тех пор не охрипну или пока он не сжалится и не согласится уделить хотя бы пару минут? Если потребуется, я готова даже на это. Мне уже плевать на все, на ненужные принципы, на репутацию, на извращенную гордость. Я пойду на все, лишь бы он дал еще один шанс, пусть крошечный, пусть призрачный, но все таки шанс все исправить, доказать, что мои чувства настоящие, что люблю его.
Закусив губу, обреченно наблюдала, как мой палец, словно в замедленной съемке приближается к поверхности звонка, а потом давит на нее сильно, отчаянно, будто от этого зависит моя жизнь.
За дверью послышалась замысловатая птичья трель, а внутри все оборвалось, от осознания, что пути назад нет, что сейчас я, наконец, увижу его, что от этой встречи зависит, буду ли я пылать или сгорю дотла, разлетевшись по ветру.
Я не знала чего ждать от нашей встречи. До безумия хотела его увидеть, и этого же боялась больше всего на свете. Стояла, не в силах пошевелить, боясь даже предположить, что я увижу в его глазах: холод, пренебрежение, может ненависть, а может отголоски тех чувств, что он ко мне испытывал.
Послышались легкие шаги, звук поворачиваемого в скважине ключа, и эта темная дверь, ставшая для меня рубежом между прошлым и будущим, распахнулась.
Я смотрела на человека, стоящего на пороге и чувствовала как медленно тону, иду ко дну, и нет сил сделать вдох, легкие словно стянуло железными обручами, покрытыми острыми шипами. Каждый удар сердца как последний, с надрывом, через силу, причиняя неимоверную боль. Прижала руку к груди, надеясь хоть немного уменьшить ее, прогнать. Бесполезно.
Это был не Артем.
Это была Светлана.
Обмотанная кремовым полотенцем, чуть ли не сваливавшимся с груди, едва прикрывающем пятую точку. Капли воды блестели на смуглой коже, сырые волосы разметались по плечам. Она была здесь, с ним. И от этих мыслей хотелось удавиться, упасть на колени и реветь белугой, понимая, что проиграла. Что сама своими руками толкнула его в чужие объятия. И только остатки гордости, не позволили сломаться у нее на глазах, зареветь. Закусив губу, умирая внутри, стояла, превратившись в каменное изваяние, это единственное на что меня хватило. Стояла и смотрела на нее не в силах уйти, не имея права остаться.
