Лукас
Самое трудное – изображать парня, обожающего жизнь: рассказывать забавные истории, находясь в центре внимания; смеяться над шутками друзей и отвечать им в своей саркастической манере; появляться на вечеринках; обнимать за талию очередную безразличную мне девицу. Как же трудно притворяться собой прежним…
Выходя из дома, я начинаю театральное представление, и окружающие охотно вписываются в этот искусно созданный спектакль: друзья поддерживают разговоры о девчонках, вечеринках, алкоголе; массовка смеётся над моими историями; девчонки виснут у меня на шее, жужжа на ухо какую-то ерунду, звонко смеясь от каждого слова, произнесённого мной. Все видят перед собой весёлого, харизматичного, полного энергии парня, а не человека, который не живёт, а как будто доживает.
Да, дома легче. Поднимаюсь на второй этаж, захожу в свою спальню, подальше от людских глаз, и, закрывая за собой дверь, прислоняюсь к ней лбом, зажмурив глаза, пытаюсь выровнять сбившееся дыхание. Уединение, спокойствие, и маски сняты. Все так же больно, в голове словно рой пчёл, назойливые мысли… чувства… они пытаются вырваться, но я не позволю. Если я дам им волю, позволю себе начать чувствовать, то буду уничтожен. Я и так разваливаюсь по частям, каждый сломанный кирпич внутри меня приближает тот момент, когда крепость разрушится и оставит после себя руины.
Сегодня будет тяжёлый вечер. Отталкиваюсь от двери и подхожу к шкафу.
– Олсен, так ты едешь? – открыв дверь, спрашивает Кай. На пороге комнаты появляются два моих друга.
– Нет, ко мне сейчас придут, – быстро примерив маску весёлого парня, с пошлой улыбкой на лице отвечаю я. Старый трюк…
– Кай, что за глупые вопросы. Лукас всегда проводит новогодние праздники в объятьях горячей блондинки, – лукаво улыбаясь, говорит друг. – Ладно, чувак, оставляем тебя. Повеселитесь.
– Не разгромите дом! – доносится крик спускающегося по лестнице Шона.
Да уж… Повеселюсь не то слово… Мама в детстве всегда говорила, что врать плохо, но это – ложь во спасение. Лучше пусть друзья думают, что я отжигаю с какой-нибудь наштукатуренной куклой, чем видят, как я расклеиваюсь у них на глазах.
Больше всего я скучаю по ней именно зимой. Наверное, из-за того, что все в этом времени года, начиная снегом и заканчивая календарными днями, напоминает мне о днях, проведённых с ней.
Открыв шкаф, я беру с верхней полки бутылку, обычно я справляюсь без неё, но не этим вечером. Сегодня мне поможет только одно, сегодня мне нужен Джек.
Балкон, тишина и я в компании «Джека Дэниэлса». Постепенно чувства притупляются, сознание наполняется дымом. Когда жидкость в бутылке уменьшается в два раза, мне уже кажется, что этот вечер и последующую за ним ночь, я смогу пережить. Начинаю верить в то, что в какой-то момент я просто отключусь, а проснусь уже на рассвете, неспособный вспомнить свой сон.
Хотя бы на одну ночь потеряю воспоминания о её нежных руках, скользящих по моей шее, о безграничных карих глазах, проникающих в мою душу, о сопении, когда она спала у меня на груди, и о том, как звук её ровного дыхания убаюкивал меня в те минуты, когда я, притянув её поближе к себе, утыкался носом в рыжие волосы, что так вкусно пахли жасмином.
Пусть хотя бы на несколько часов память спрячет фрагменты, что уже не вернуть: её звонкий тёплый смех, наполнявший дом светом, сладкие губы на моих, молчание наедине, ночные разговоры, общие завтраки, прогулки, наша декабрьская Британия и часы, проведённые в любимом кафе, которое больше не повстречает нас.
«Прошу, только не снись мне сегодня…» – словно молитва, проскальзывает в моей голове фраза за мгновение до того, как я закрываю глаза.
Аврора
Вот и всё… я вернулась к тому, с чего начинала…
Сижу на кровати в полной темноте, прижимаю руками согнутые ноги и пытаюсь успокоиться, опустив голову на колени.
Очередной жестокий сон, решивший напомнить мне о том, о чём я пытаюсь забыть… всё те же воспоминания… всё та же боль.
Два года прошло. Удивительно, какой счастливой я была два года назад. Как я улыбалась в этот самый календарный день.
Часы показывают, что идёт второй час ночи. Шторы закрыты, но сквозь них просачиваются искры света от очередного салюта, и комнату наполняет звук взрывающихся петард.
Сегодня я не сидела целый день в комнате. Стараясь не огорчать родителей, с самого утра я улыбалась, помогала с приготовлениями и смеялась над шутками. Образ был продуман не идеально, но я пыталась подражать человеку, который радуется празднику. Мой брат, конечно, спрашивал, всё ли в порядке, когда я, задумавшись, меняла румяный цвет щёк на совсем бледный, но мне всегда удавалось успокоить его, сказав, что думаю о предстоящих экзаменах и поступлении.
Вранье… Я только и делаю, что вру… Но мне так легче.
Пусть лучше все думают, что я счастлива. Мне не нужны лишние вопросы и жалость смотрящих на меня грустных, обеспокоенных глаз.
Знаете, окружающие меня люди часто говорили, что всё забудется, они утверждали, что время лечит, кидались пустыми фразами, даже не зная, о чём говорят. Каждое слово о лекарственных свойствах времени – вранье, это бред, упакованный в красивую упаковку стандартных фраз, употребляемых в тех случаях, когда происходит что-то плохое.
Если судить по мне, то я могу утверждать, что с течением времени ты не перестаёшь страдать, нет, мучительная боль, всё так же, день за днём, съедает тебя, и тебе становится только хуже. Что делает время? Оно учит нас актёрскому мастерству, с каждым днём у тебя всё лучше и лучше получается шутить, смеяться, улыбаться, и пусть эта дружелюбная улыбка стоит всех твоих сил… кого это волнует. Никто не заметит. Никто не узнает. Только ты, улыбаясь друзьям, понимаешь, что, сидя в одиночестве этим же вечером, будешь расплачиваться за эти фальшивые эмоции настоящими.
Обычно так и случается. Когда, встав в субботу с кровати, я спускаюсь на кухню и говорю родителям: «Доброе утро», то уже знаю, как беззвучно, уткнувшись в подушку, буду горько плакать, скорбя о том, что потеряла навсегда…
