В этот январский день казалось, что зима не закончится никогда. С ноября на Нью-Йорк обрушилось уже несколько рекордных снегопадов. Тот, что прошел сегодня утром – а он был вторым с начала недели, – превратился в ледяной дождь с сильным ветром. В такой день лучше всего оставаться дома, думал Хэл Бейкер, сидя в своем офисе в банке «Метрополитен», в самом центре Манхэттена, на Парк-авеню, и поедая поздний завтрак.
Три года назад Нью-Йорк накрыл разрушительный ураган. В паре кварталов от банка дома затопило, было отключено электричество, но банк не закрылся. Они не только обслуживали клиентов, но помогали всем, кто пострадал от урагана. В холле были выставлены подносы с сэндвичами и горячим кофе.
Хэл служил в отделе банковских ячеек. Большинство считает это скучным занятием, но ему нравилось. Он с удовольствием общался с пожилыми людьми, которые приходили, чтобы проверить свои ценности или положить в ячейку новый вариант завещания. Многих из них Бейкер знал в лицо, а некоторых еще и по имени. Клиенты помоложе тоже ему нравились, особенно те, кто впервые приходил оформить банковскую ячейку. Хэл подробно им объяснял, почему так важно хранить ценные вещи в банке. В общем, к своим обязанностям он относился серьезно, а работу считал важной и ответственной. Клиенты доверяли им свои самые дорогие вещи, а порой – и самые мрачные тайны.
Хэлу исполнилось шестьдесят, до пенсии оставалось пять лет, и честолюбивые мечты его не мучили. Бейкер был женат, вырастил двоих детей и занимался делом, которое подходило его легкому, общительному характеру.
Сегодня из-за непогоды клиентов было немного, и Хэл наконец смог заняться бумагами, которые скопились у него на столе с рождественских праздников. Кроме того, ему предстояло решить вопрос с тремя банковскими ячейками, владельцы которых перестали платить за их обслуживание. Обычно это означало, что клиенты забрали все ценности и ячейка им больше не нужна. Через год неоплаты Хэл ждал еще месяц, потом посылал письмо, и если на него не отвечали, звал мастера и взламывал пустующий сейф. Только после этого он мог передать его другому клиенту. Небольшие ячейки для хранения шли нарасхват, люди за ними стояли в очереди, и Хэла сердило, что приходилось ждать целых тринадцать месяцев, чтобы предложить их новым клиентам. Но это была стандартная процедура для всех банков Нью-Йорка, и Хэл ничего не мог с этим поделать. Волокиты можно было избежать, если бы владельцы оповестили его, что ячейка им не нужна, и вернули ключи. Но некоторые люди не забивали себе голову такими тонкостями. Они забывали о ячейке или не утруждали себя телефонным звонком в банк.
Хэл хорошо помнил владелицу одной из ячеек – гордую пожилую леди, которая хоть и вела себя вежливо, никогда с ним не общалась. Три года назад он послал ей стандартное письмо, извещающее о неуплате, подождал ответа один месяц, а затем вскрыл ячейку в присутствии поверенного. Как ни странно, в ней оказались вещи. Хэл аккуратно извлек их оттуда и составил опись. В сейфе были две папки, подписанные рукой владелицы. В одной лежали фотографии, в другой – бумаги и документы, в том числе просроченные американский и итальянский паспорта, а также две толстые связки писем. Одни, написанные по-итальянски старомодным почерком, были аккуратно перевязаны линялой голубой лентой. Другие же, с розовой лентой, были на английском языке, и, судя по почерку, их писала женщина. Также в ячейке хранились украшения в кожаных футлярах. Хэл к ним особо не приглядывался, но, даже на его дилетантский взгляд, они выглядели очень дорого.
Потом он поискал, нет ли в ячейке завещания, на случай если ее владелица окажется мертва, но его не оказалось. Дама арендовала ячейку двадцать два года, и Хэл понятия не имел, что с ней случилось. После вскрытия ячейки он ждал, как того требует закон, ровно два года, не объявится ли клиентка, после чего должен был уведомить суд Нью-Йорка по делам о наследстве о невостребованной ячейке, сообщить, что завещания там нет, и передать ее содержимое этому учреждению.
Так как клиентке банка исполнился девяносто один год, вполне вероятно, что ее уже не было в живых. Суду следовало установить это, а потом уже распоряжаться вещами Маргериты Уоллес Пирсон ди Сан Пиньели – так звали пожилую даму. Все эти два года Хэла тревожила мысль, что украшения, хранящиеся в ячейке, очень ценные. Если окажется, что их владелица умерла и у нее нет ни завещания, ни наследников, украшения будут проданы на аукционе, а город получит в казну круглую сумму.
Хэл позвонил в суд в одиннадцать утра. Трубку взяла Джейн Уиллоуби. Она училась на последнем курсе юридического факультета и проходила в суде трехмесячную практику. В июне ее ждали выпускные экзамены. После окончания университета Джейн хотела работать в суде по семейным делам, но на практику туда ее не взяли. Тогда Джейн попробовала устроиться в уголовный суд, но опять потерпела неудачу. Место ей нашлось только в суде по делам наследства. Джейн предчувствовала, какая унылая работа ее ждет: куча бумажной волокиты и клиенты – сплошь мертвецы, но другого выхода не было. К тому же Джейн прониклась неприязнью к своей начальнице, Харриет Файн, – вечно уставшей, помятой женщине, которая явно ненавидела свою работу, но терпела ее из-за денег и все никак не решалась уволиться. Кислый вид Харриет и постоянное нытье раздражали Джейн, но она хотела получить хорошее резюме, а потому стоически держалась, дожидаясь окончания практики.
Джейн записала все, что Хэл Бейкер сообщил ей о банковской ячейке миссис ди Сан Пиньели, и сразу поняла – сначала ей нужно выяснить, жива ли эта дама. Если она умерла, тогда нужно вызвать оценщика и вместе с ним поехать в банк, чтобы осмотреть драгоценности, а затем искать наследников через газеты. Интересно, откликнется кто-нибудь на объявление и что это будет за человек? Недавно в суде слушалось дело о наследстве, за которым никто не явился. В результате все ценные вещи продали с аукциона, немало обогатив казну города. Харриет радовалась так, будто деньги должны были пойти ей, а не государству. Джейн больше нравилось, когда вещи умершего переходили его дальним родственникам – на ее взгляд, это было правильней. Неожиданное наследство от человека, которого они едва помнили, а порой вообще не знали о его существовании, было для них приятным сюрпризом.
