…ибо подобно тому как Господь прибегает к помощи нашего благоразумия, наставляя нас на путь правды, так и мы сами должны направлять свой разум на тот путь, ступая по которому обретем способность к постижению таинств Его; лишь таким образом сможет устремиться наш разум, сообразно способностям своим, к постижению таинств поистине великих, а не тех, что ограничены пределами нашего рассудка.
Фр. Бэкон
1
В каком-нибудь приходе графства Голуэй можно встретить куда больше хороших рассказчиков, чем во всей Западной Европе. К такому выводу пришел недавно один ирландский фольклорист>1. Он имел в виду умение рассказывать традиционные новеллы, и в этом смысле действительно лишь отдаленные районы Ирландии и западные острова Шотландии остаются последними прибежищами этого древнего искусства в Западной Европе. Там еще можно встретить стариков и старух, хранящих в памяти полсотни, сотню, а то и больше историй о «давних временах» или про «жили-были», а в иных местах люди до сих пор собираются вечерами в домах, где рассказывают такие истории. Профессиональными рассказчиками становятся обыкновенно те, кто с ранней юности пользовался каждым удобным случаем, чтобы пополнить свой репертуар и усовершенствовать манеру исполнения. Многие из собравшихся у очага слышат эти истории не впервые, более того – знают их наизусть, хотя сами никогда не решатся исполнить их перед аудиторией. Впрочем, отсутствие новизны в этих старинных повестях ничуть не мешает слушателям наслаждаться ими вновь и вновь.
Краткое описание подобного собрания в доме фермера-арендатора оставил нам в конце прошлого века Александр Кармайкл>2. В изображенной им сцене обращает на себя внимание следующее: простой торфяной очаг, расположенный посреди комнаты, множество детей в доме – маленькие девочки жмутся к коленям отцов, братьев или родных, мальчики сидят повсюду, где нашли место, хозяин дома и члены его семьи, равно как и зашедшие к ним соседи, заняты каким-нибудь домашним ремеслом, например вьют из вереска веревки для укрепления кровли, плетут корзины, прядут, режут по дереву, вяжут или шьют, а при этом оживленно беседуют. Если случится заглянуть туда чужаку, то ему «с присущей простому народу учтивостью» предлагают подойти поближе и занять место рядом с хозяином дома, и именно он имеет почетное право обратиться к хозяину с просьбой исполнить какой-нибудь рассказ.
Свой рассказ начнет хозяин,
если гость его попросит…
Рассказ этот, полный описаний ярких событий и высокого пафоса, исполнялся в манере «простой до графичности, драматичной, приковывающей внимание слушателей».
Здесь, в этих местах, в памяти народа до сих пор живы отголоски древней традиции, о которой пойдет речь в нашей книге. Но прежде чем обратиться к текстам старинных рукописей, посмотрим еще раз на хранителей той же традиции в ее устной форме. В маленькой деревушке Килриаг, что на юго-западе графства Керри, Дж. Деларжи, почетный председатель Фольклорной комиссии Ирландии (Irish Folklore Commission), встретил в 1923 г. «человека, стремящегося сохранить в своих рассказах устную традицию ирландского народа». Это был семидесятилетний фермер-рыбак Шон О’Коналл. Нам представляется целесообразным привести здесь сделанное профессором Деларжи описание образа жизни этого человека и особенностей его мастерства>3.
«Пять поколений его предков жили в этих местах <…>. Сам он покидал родную деревню лишь однажды, когда отправился поездом на знаменитую ярмарку в город Гиллорглин, откуда вернулся домой пешком! Он никогда не ходил в школу и был неграмотен, по крайней мере с точки зрения сухой официальной переписи населения. Он не только не умел говорить по-английски, но даже ни слова не понимал на этом языке. Однако в области устной народной традиции он был одним из самых образованных людей, каких мне доводилось встречать, и память его представляла собой настоящую кладовую, набитую смешными анекдотами, героическими сказаниями, пословицами, поговорками, загадками и прочими образцами устного народного творчества, бытовавшими в Ирландии лет за триста до его рождения. Это был подлинный художник слова, который получал искреннее наслаждение, рассказывая свои истории, и язык его был ярок, образен и не лишен своего рода литературности.
Бывая в тех местах, я обыкновенно навещал его по вечерам трижды в неделю. Дом его, низкий, крытый соломой, состоял всего из двух комнат: одна служила кухней, и в ней же делалась вся домашняя работа, а в другой была спальня. Над спальней находился чердак, где стояла еще одна кровать и хранились рыболовные снасти, детали старых прялок и прочий хлам, который с годами неизбежно скапливается в фермерском доме.
Посреди кухни был очаг, где горел торф, а по бокам от него – небольшие каменные сиденья, с них можно было бросить взгляд в закопченный дымоход и увидеть мерцающие звезды. Справа от очага стоял чисто выскобленный стол из сосновых досок, а за ним, в углу, лежал большой мешок соли для засолки рыбы. На этом мешке я обычно и устраивался, прислонясь к столу, и здесь под диктовку моего друга записал не менее двухсот занимательных историй. Прежде чем мы начинали работать, я помогал Шону и его жене навести в доме порядок: подметал пол и посыпал его чистым песком, приносил охапку торфяных брикетов и зажигал масляную лампу. В мои обязанности входило также выгонять кур, залетавших в открытую верхнюю половинку двери. Мы не закрывали ее – так можно было видеть море, а мерный отдаленный рокот волн служил своего рода аккомпанементом для рассказов.