Барабаны выбивают ритм. Сквозь собравшуюся толпу пробивались киевские дружинники. Они конвоем выводили приговорённого к смерти пленника. Слышится оглушительный рёв толпы. Лай собак. Кто-то выкрикивает ругательства, кто-то воздаёт мольбу Богу о прощении грехов заблудшей души. Площадь наполнялась стонущей звуковой какофонией. Воодушевления у крестьянского народа было мало. Поистине ликовали лишь те, кто предпочитал говорить на каком-то латинском языке. Они держались в стороне, возле княжеской свиты и кровожадно обсуждали грядущую казнь. Они настойчиво предлагали закрыть осужденного в медном быке, но князь Владимир не дал добро на такое зверство. Приговорил к сожжению на костре, и отправился по неотложным делам.
Как только пленника привязали к столбу, его тут же окружили христианские священники. За ними едва поспевали киевские чиновники, рядом с которыми тёрлись иностранные представители. За их спинами ожидал своей участи палач, а сам эшафот заграждало два ряда дружинников.
– Покайся, Всеволод, – говорили попы.
– Отрекись от своих претензий на княжество, – перекрикивали их чиновники.
– Покайся.
– Отрекись от языческих богов. Покрестись.
Пленник не слушал их. Пусть они шепчут, их мозговая атака ничего не решит.
– Всеволод, – сказал громче всех один из присутствующих на эшафоте, – Ты провозгласил себя князем Киевской Руси и назвал Владимира лжецом. Оскорблял Господа нашего Иисуса Христа и порочил память Его. А тех, кто принял Его в сердца свои, ты называл презрительными червями. Желал им смерти.
– Лож! – во весь рот закричал пленник, – Я призывал к миру… Люди опомнитесь, вас ведут…
Один из чиновников дал ему пощечину и тут же шепнул на ухо:
– Покайся, признай вину и прими христианство. Признай Владимира своим князем и ты умрёшь безболезненно.
Чиновник украдкой показал поникшему пленнику стеклянную бутылочку с белой жидкостью.
– Подумай хорошо, – продолжал шептать он, не обращая внимания на святых отцов, – Сделай правильный выбор.
– Не пойму, Никита, – проскрипел Всеволод, – Когда ты успел продаться? Неужели византийцы смогли соблазнить тебя богатствами…
Чиновник презрительно хмыкнул, но сказать что-то оскорбительное не успел. Всеволод опередил его своим смешком и догадкой:
– Или ты всегда был одним из них? Никак иначе. С малых лет живёшь на Руси или на родине своей, латинской, поживал?
Чиновник вновь ничего не успел сказать. Дерзкий плевок в его лицо отбил всякое желание общаться с тем, кто скоро умрёт. Он лишь утёрся и отошёл в сторону. Махнул рукой, а затем громко начал призывать людей к правосудию. Остальные замолчали. Поняли, что Всеволод не изменит своего намерения. Разошлись. Палач дождался условного сигнала и поднёс факел к сену. Пламя вспыхнуло и быстро разгорелось. Занялся хворост. Постепенно воспламеняются и дрова потолще. Всеволод равнодушно смотрел на огонь и гадал о судьбе своих сыновей. Святополк, Ярослав и Влад. Они должны пройти Путь Лисицы до самого конца. В них течёт сила Великих Предков. Если они не справятся, то всему придёт конец. Русь падёт и мир вместе с ней. Настала Ночь Сварога.
Языки пламени касаются ног смертника, но тот даже не скривился. Затем огонь разгорается ещё сильнее и толпа ожидавшая услышать вой снова разочаровалась. Стена огня окружила Всеволода, обдав его нестерпимым жаром, но он по-прежнему молчал. Меняться в лице начал только когда воздуха совсем не осталось и кожа начала вздуваться. Однако он оставался живым и до того момента, когда огонь добрался до него. Это случается редко. Обычно люди умирают раньше от удушья. Или от разрыва сердца. Но Всеволод был одним из тех, кто мог удивить и даже напугать своей стойкостью в жизни.
Ужасный треск горящих дров говорил о необратимости процесса. В такие моменты надежда покидает умирающего человека. Но те, кто наблюдал за казнью свысока, видели воздетую к небесам голову Всеволода и угадывали улыбку на его лице. Чиновники князя Владимира даже сейчас устрашались, стоя вдали от процесса. Боялись, что может случиться какая-нибудь беда. Тем более эти трусы постоянно ощущали на себе взгляд приговорённого. Жалкие змеи. Они не могли понять, что Всеволод их уже не видит. Его глаза зрят уже другой мир.
– Семаргл, Огнебожич, – шептал изуродованными губами смертник, – Приди Сварожич. Пришли мне рарога, помощника твоего, друга моего. Да пусть свершится то, что должно свершиться.
Никто не ожидал, что такое возможно. Когда пламя вдруг вспыхнуло ещё ярче и ещё выше, люди отпрянули. Даже дружинники в нескольких местах разорвали кольцо. Самые суеверные хотели уйти подальше, однако ратный быстро восстановил порядок. Только теперь воины невольно оттесняли зевак от эшафота. А когда костёр ожил, его языки взметнулись во все стороны, люди бросились бежать. Кого-то затоптали, а кому-то досталось мечом или щитом. Гнев сменился страхом. Крестьяне были в панике. Земля под их ногами стремительно раскалялась. А чиновники, с круглыми от ужаса глазами, всё это время наблюдали, как огонь отделялся от земли и поглощал тело Всеволода. Не оставалось ничего кроме чёрной пыли. Угли мгновенно распадались. А пламя поднималось и поднималось. Оно приобрело форму огромной птицы и зависело над площадью. Бегающие внизу люди приготовились к смерти. Однако возникший из костра рарог лишь поджег собою ближайшие крыши домов, когда проплывал над ними. Никто не мог поверить, что огненные соколы существуют. Ведь давно никто не видывал подобных чудес.
Легендарная птица с княжьего знамени унеслась прочь, а напуганные жители Приднепровья ещё долго смотрели ей вслед. Малая часть из народа искренне надеялись, что рарог забрал своего потомка в Правь. Унёс к Богам и Предкам. Подальше от кошмара, который пришёл на Русь вместе с Ночью Сварога. Остальные проклинали еретика и язычника в колдовстве и желали ему гореть в аду.
Пламя не гасло. Огненная птица поднималась к самим облакам. Превращалась в шар. Казалось, что от исходящего жара вода в небе испаряется во второй раз и уносится, теперь уже, за пределы Земли. Не осталось ничего кроме красной пелены перед глазами. Всё, что было, сгорело и осыпалось пеплом. Всеволода не стало…
Есть я и нестерпимый жар в голове. Мне кажется огненная птица не в Правь улетела, а ко мне в голову. До сих пор выжигает мне череп изнутри. Так что как то само собой хочется думать о чём-то высшем. Например, о том, что Вселенная никогда не возникала и никогда не исчезала. Впрочем, она никогда и не исчезнет. Жизнь была, есть и будет. В разных, всевозможных, формах. Причём бесконечно закручиваясь из микро в макро… Из макро в микро. Тогда всё ясно. Огненная птица унеслась вглубь Вселенной, достигла особого предела и начала своё движение в субатомном мире, элементарные частицы которого являются составляющими молекул моей головы. Это место свято и нерушимо, однако пламя выжгло всё до капли. Остались нетронутыми некоторые фрагменты из жизни, но и те осыпались пазлами на самое дно сознания. Не знаю, можно ли когда-нибудь достать своё прошлое из тьмы забвения…
