Сосны в лесу за домом роняли на землю тяжелые шишки. Стук приглушался толстым слоем пожухлой старой хвои. Иголки опадали, десятилетиями копились между крепких корней. Деревья росли на скалистых склонах прибрежного отрога Тавра. Считались красой и гордостью края. Его золотом. Его хлебом.
– М-м! Как вкусно пахнет! – в маленький внутренний дворик вышла молодая женщина в эксомиде, поверх которой набросила на плечи тяжелое пестрое покрывало. – А это что еще за промысел, милочка? – она обратилась к другой. Та обустроилась прямо посреди двора в импровизированной мастерской. На единственном столе рядком теснились неказистые глиняные фигурки: мужские, женские, звериные. Ну, как? Отдаленно похожие на что-то. Мастерица закончила лепить хвост, пристроила в ряд еще влажную птицу.
– Я вынула хлеба с пода. На вертеле – поросенок. Остальное – сами сообразите, – испачканные глиной руки прошлись по добротному хитону. Сосредоточенный взгляд даже ни на миг не оторвался от поделок.
– Все понятно. Наша Виргилия опять не в духе! – ее собеседница фыркнула, пожала плечиками. – Быть может, ты тоже решила заняться чем-то полезным?
– Куда глину ставить? – во двор вошел плотный мужчина. Можно было бы сказать: могучий. Гладко выбритое, с правильными чертами лицо, черные кудри, туника – его принимали за типичного римского вояку. Впрочем, он когда-то и в легионе служил.
– О, Корд! Она и тебя припахала?
– Поставь в тень. И благодарю тебя, – Виргилия осторожно сняла со стола поднос с глиняными фигурками, перенесла его в угол двора, куда Корд дотащил кадку со следующим замесом.
– Она меня не припахивала. Мне же несложно. Прекрасно выглядишь, Эритея.
– О, ну хоть одно доброе слово с утра!
– Это для тебя – утро. Так-то уже скоро полдень, – тем временем Виргилия вернулась, тщательно убрала разведенную грязь.
– Я – купаться! – голос Эритеи дрогнул от обиды.
Обычное утро. Как сотни других. Только Виргилия, что называется, ушла в себя и возвращаться, судя по всему, не собиралась. Она устроилась в тени портика, где продолжала сосредоточенно лепить из кусочков красноватой глины что-то непотребное. Руки женщины, казалось, просто не приспособлены для такой деликатной работы. Но ее упорства хватало. Как всегда. Корд постоял, молча посмотрел на мучения, вздохнул:
– Пойду, вина принесу.
– Вино закончилось, – не отрываясь от дела, буркнула Виргилия.
– Как?! Там же еще целый пифос оставался!
– Ага. Только Тиль вчера с Симоном засиделся. Увлеклись беседой о прекрасном. Наутро я застала их в животном состоянии. Сказала все, что думаю. Вот они в город и сбежали. Восстанавливать протраченное.
– М-да! Что-то я начинаю жалеть, что пропустил самое интересное, – Корд почесал нос, вздохнул, посмотрел на голубое безоблачное небо, вздохнул еще раз. – Эх! Поросенок-то, говоришь, готов? Жрать хочется. А запивать нечем. Вот, где эти двое? Эй! Ты что творишь?!
Под руками Виргилии фигурки разом высохли, а потом по ним забегали огненные язычки.
– Иди-ка ты, милый друг. К Эритее. Спинку ей потри, что ли?
– Ладно, ладно, – в их маленькой семье они уже научились понимать, когда не стоит лезть под руку ближнему. Корд ушел. Женщина еще некоторое время понаблюдала за танцем саламандр, потом легким взмахом заставила их исчезнуть. Ну да. Магия. Что ж тут удивительного? Проверив, что все глиняные уродцы стали достаточно твердыми, мастерица осторожно уложила их в плетеный короб, подхватила приготовленные заранее лук, колчан со стрелами, опоясалась ремнем с кинжалами, покинула двор.
На мало приметной полянке в лесу тщательно развесила свои поделки по веткам, расставила то тут, то там. Солнечный диск неподвижно висел на небе, наверное, пытался разглядеть, чем же это все закончится. Легкий ветерок заставлял висящие фигурки чуть раскачиваться. Виргилия наложила стрелу на тетиву, сосредоточилась. И тут что-то изменилось вокруг. Дуновения ветерка закружились. Сначала неуверенно свистнула одна глиняная птичка, потом вторая. Засвистели все разом. И тут же какофония сменилась тягучей печальной мелодией. Женщина улыбнулась.
– Смотри-ка! Наша грозная воительница свиристелок понаделала!
– Тиль! – целясь стрелой, Виргилия резко повернулась к валуну, на котором застыл ее собственным отражением светловолосый лучник в простой тунике. Несколько бесконечных мгновений двое целились друг в друга.
«Убить? Толку-то? А, ведь, могу. И рука не дрогнет. Нет, не дрогнет», – кривая улыбочка растянула губы лучницы. Порыв ветра растрепал ее рыжие пряди, добавил тревожные ноты в мелодию. Женщина сосредоточенно отправила стрелу в полет. Железный наконечник с резким всхлипом заставил расколоться первую глиняную фигурку. Тут же стремительно прозвучал каскад тинькающих звуков. Напевный свист оборвался. Словно молоточек пробежал по металлическим пластинкам, перевел музыку в иное звучание. Едва последняя стрела достигла своей цели, показалось, или мелодия не получила своего завершения? Несколькими резкими бросками Виргилия избавила свой пояс от ножей, добила последнюю глиняную безделку подхваченным с земли камнем.
– Вот. Как-то так, – она удовлетворенно потянулась. – Увлеклась. Сделала на одну больше.
– Жаль, – все время воинственных аккордов Тиль устроился на камне. Его лук куда-то пропал. – Свиристелки ветряные. Это же настоящая лесная флейта получилась.
– Да я так – руки занять было нечем. Надоело просто по целям стрелять. Вина-то купили?
– Купили, купили, красавица. Уж купили, так купили! – балагур, музыкант, поэт – Тиль легко соскочил с камня, помог собрать ножи и стрелы. – О, смотри-ка! – в его руках оказалась глиняная птичка с отбитым клювом. – Эк ты ее неласково. Корду, пожалуй, отдам. Пусть ей серебряный клювик сделает, я на ней еще поиграю. Эритейка сказала, что ты нынче смурнее тучи. Не в пифосе же дело?
– Да Небо с ним – с пифосом! Я что-то чувствую. Что-то такое… Не знаю. Хотела у Симона спросить, а вы нажрались до поросячьего визга.
– Не только ты чувствуешь, – сквозь лукавые смешинки в серых глазах Тиля проступило нечто. Огромное, как весь этот мир. – Я Симону об этом ночью рассказывал. Напролет. Вроде, понял он.
– Теперь еще бы и нам понять, – Виргилия вздохнула. Они приблизились к их общему дому. Еще год назад и дома-то здесь не было никакого. Именно тогда Симон произнес, как припечатал: «Ну что же. Как говорят римляне, начнем от порога. Построим себе жилище. А заодно каждый поучится использовать свои новые силы». Славный, надо сказать, домик получился. Ага. С четвертого раза. Так получился же! Во дворе, за столом сидело трое. Тиль с Виргилией присоединились к компании.
