В раздражении я отшвырнул айфон. Тот, врезавшись в стену, сверкнул экраном и тут же погас.
– Суки! – процедил я.
Достал из бара початую бутылку сорокалетнего Маккалана. Плеснул виски в стакан и, ничем не разбавляя, выпил одним глотком. Горький вкус обволок слизистую, и я налил еще.
Повод нажраться у меня был отменным. Эти суки-англосаксы меня ограбили! Забрали все подчистую. Дурак, не верил, что это возможно, но Великобритания все же ввела санкции в отношении российских граждан. Члены их банды – англосаксонские страны – США, Австралия и Канада, а также вассалы англосаксов – Евросоюз поддержали санкционную политику Лондона и оперативно наложили аресты на все счета и имущество.
Мой финансовый директор и корпоративные юристы ничего не успели сделать, а самая дорогая адвокатская контора в Цюрихе… конечно, конечно господин Петров, у нас более чем столетний опыт, а нашими клиентами являются …твари, оказалась бесполезна. О чем её владелец мне сейчас с профессионально-фальшивым сочувствием и сообщил. а самая дорогая адвокатская контора в Цюрихе… конечно, конечно господин Петров, у нас более чем столетний опыт, а нашими клиентами являются …твари, оказалась бесполезна. О чем её владелец Мой финансовый директор и корпоративные юристы ничего не успели сделать, а самая дорогая адвокатская контора в Цюрихе… конечно, конечно господин Петров, у нас более чем столетний опыт, а нашими клиентами являются …твари, оказалась бесполезна. О чем её владелец мне сейчас с профессионально-фальшивым сочувствием и сообщил.
– Суки!
Звонок от охраны прозвучал, когда я приговаривал вторую бутылку.
– Прискакали падальщики, – сплюнул я.
До дома от въезда в поместье две минуты на машине, поэтому я плеснул себе еще и только выпив новую порцию, вытащил грузное тело из мягкого кресла, и, пошатываясь, направился к входной двери. Та была по местной моде стеклянной, отчего было видно, кто именно ко мне нагрянул. Судя по черной форме, как и доложила охрана, прибыли судебные приставы.
– Мистер Фьйодор Пэтроф? – гнусаво по-английски поинтересовался старший. Будто в их деле нет моей фотографии.
Я осмотрел стоящих на моем крыльце представителей американской власти. Исключительно латиносы и афроамериканцы. Во Флориде вообще белых сейчас меньше половины, а уж Майами давно превратился в филиал Гаваны в США.Во Флориде вообще белых сейчас меньше половины, а уж Майами давно превратился в филиал Гаваны в США.
Вот только много что-то «гостей». Сопровождение из внутриведомственной службы быстрого реагирования? Какая мне оказана честь. Я ухмыльнулся.
– Мистер, – от моего оскала их главный напрягся, а его коллеги подобрались. – Прошу вас освободить этот дом, он входит в перечень арестованного имущества.
– Да пошел ты! – сказал я ему по-русски и продемонстрировал международную фигу. Будь я трезв, я, конечно, такую дурость не совершил бы. Но к приходу приставов я основательно набрался, к тому же мне было больше нечего терять. У меня забрали абсолютно всё. Суки!
Мой жест истрактовали как нападение на представителя власти, и тут же последовала расплата. Прилетевший мне в грудную клетку удар заставил меня отшатнуться. Сделав пару шагов назад, я начал заваливаться. Сознание стремительно мутнело, и последнее, что я почувствовал, это как приложился затылком о холодный мрамор.
Очнулся я оттого, что задыхаюсь. Рефлекторно схватился за шею и с удивлением освободил ее от удавки.
Суки! Эти нигеры совсем охерели?! Ладно стрелять, но душить! Это уже за гранью даже для США.
Откашлявшись и наполнив легкие так нужным им кислородом, я приподнялся с пола, на котором до этого валялся.
Пол был другим. Это, мля, не испанский мрамор, который я сюда из Европы вез. Это какая-то палубная доска! Меня что в камере закрыли? Размером комната, в которой я очнулся ее и напоминала. Но вот наполнение было больше похоже на дешевый номер в мотеле. Узкая кровать, окно с москитной сеткой, вентилятор на потолке, вернее то что от него осталось.
Мля! Это что веревка?
Я, наконец, рассмотрел, чем меня душили. Удавка оказалась веревкой с петлей на конце. Дебилы, привязали ее к вентилятору и он, понятное дело, не выдержал мой вес. Вот правильно о них Задорнов говорил – тупые. Во мне так-то сто пятьдесят килограмм. Это надо же было додуматься меня повесить. Вы получаете приз за самую нелепую попытку убийства.
Но что это за мотель? И кто за него будет платить? Надо было разведать обстановку. И я, кряхтя, кое-как поднялся.
Годы, мои годы. Уже не мальчик. Шестьдесят восемь на прошлой неделе исполнилось. И такой подарок на день рождения. Я вновь выматерился. Суки!
Направляясь к двери, я прошел мимо висящего на стене зеркала. Притормозил, подумав, что мне мерещиться после асфиксии. Медленно развернулся и вгляделся в свое отражение.
Мля! Кто это?!
На меня смотрел молодой парень, лет слегка за двадцать. Спортивного телосложения, рост выше среднего. Волосы, как и у меня, темно-русые, вот только стрижка старомодная. Глаза светлые, квадратная челюсть и прямой нос. Красавчик.
– Ты кто? – голос от охватившего меня волнения прозвучал глухо.
Еще раз оглянулся, провел ладонью помолодевшей руки по комоду под зеркалом, чтобы убедиться, что верно воспринимаю реальность. Вновь вернулся к отражению и принялся строить себе рожи.
– Значит попал, – уже совершенно спокойно резюмировал я, припомнив прочитанные книги про попаданцев в историческое прошлое.
Осталось узнать в кого и куда.
Первое выяснилось быстрее. На прикроватной тумбе лежал исписанный лист бумаги. Я схватил его и вчитался в текст.
Беглым почерком английскими буквами была составлена предсмертная записка. У парня страховая отсудила наследство – деньги и имущество погибшего в дорожной аварии отца. И, оставшись ни с чем, он дал слабину.
Подпись гласила, что мое новое имя – Фрэнк Брайан Уилсон третий.
Что за бред, зачем из-за этого вешаться? Что-то этот Фрэнк слаб в коленках. В его возрасте, когда только жизнь начинается, я бы и не подумал сводить счеты с жизнью, а стал бороться. Сколько тех, кто пытался меня поиметь очень сильно об этом пожалели? Да их десятки. Так что, раз уж я теперь Фрэнк, разберемся, что к чему.
Ну, а сперва надо понять куда я попал.
Осмотр номера в мотеле дал результаты: в шкафу меня ждала двойная удача. Куртка из коричневой кожи, явно принадлежавшая Фрэнку, с бумажником внутри и недешевый дорожный чемодан. Первым делом я заглянул в бумажник.
Да уж, негусто: две жалкие двадцатки и пятьдесят центов мелочи. Но, как это ни странно, деньги меня сейчас интересовали постольку-поскольку. Большую ценность представляли документы. Вот они! Карточка социального страхования и водительское удостоверение были вложены в бумажник. Хмм, то есть я родился второго февраля тысяча девятьсот тридцать третьего года. Нехило меня закинуло. Я плюхнулся на кровать, обдумывая информацию. Это что получается, я где-то в середине двадцатого века? Надо срочно узнать точную дату! С этой мыслью я продолжил поиски.
