Проблема взаимоотношений науки и общества традиционна для науковедения, в том числе для отечественного, в советские годы приложившего немало усилий для выработки магистральных путей «соединения достижений научно‐технического прогресса с преимуществами социализма». Для отечественной науки о науке характерно изучение и менее идеологизированных социальных сюжетов, таких как исторические предпосылки формирования науки, влияние социальных условий на ее национальные особенности и т.п. Вообще анализ социального контекста в том или ином виде присутствует в любых ее исследованиях. Показательно, что главная составляющая отечественного науковедения – история науки – в позднесоветские годы породила такую область знания, как социальная история науки. Закономерно и то, что одной из центральных областей науковедения – и за рубежом, и в нашей стране – традиционно была социология науки, одна из приоритетных тем которой – взаимоотношения науки и общества. Для науковедения характерно также вычленение двух основных составляющих этой темы: а) влияние общества на науку; б) воздействие науки на общество.
Вместе с тем есть все основания для неудовлетворенности постановкой этой проблемы в науковедческих исследованиях. Прежде всего потому, что на полюсе общества его взаимоотношения с наукой рассматриваются недифференцированно – как взаимодействие науки с обществом вообще, а между тем ее отношения с различными социальными системами – политикой, бизнесом, СМИ и др.– хотя и имеют некоторые общие механизмы, но строятся по‐разному и имеют самостоятельной значение. В настоящей книге предпринята попытка дифференцированного изучения этих линий взаимодействия, каждая из которых оказывает большое влияние и на общество, и на науку.
Как известно, в начале 1990‐х годов отечественная наука переживала глубокий кризис, который, несмотря на некоторое улучшение ее состояния в последние годы, не преодолен до сих пор. Этот кризис принято объяснять, главным образом, хроническим недостатком финансирования отечественной науки на протяжении 1990‐х годов и другими экономическими причинами. Часто указываются и такие причины, как недостаточная востребованность науки нашей преимущественно сырьевой экономикой, отсутствие внятного социального заказа науке в пореформенной России, советская организация отечественной науки, препятствующая ее адаптации к новым экономическим реалиям, и т.п. Все эти причины, безусловно, сыграли и продолжают играть большую роль, но нетрудно заметить, что все они подводятся под общий знаменатель, которым является не кризис самой российской науки, а кризис системы ее взаимоотношений с обществом. Так, например, хронический недостаток финансирования, безусловно, определял бедственное положение отечественной науки в 1990‐е годы, но в системе ее взаимоотношений с нашим обществом он был, скорее, не причиной, а следствием кризиса этой системы.
В основе тяжелого положения отечественной науки лежит ее функциональный кризис, состоящий в том, что ее прежние – советские – функции, такие как обеспечение обороноспособности (как известно, в советские годы на долю ВПК приходилось более 70% расходов на отечественную науку), демонстрация всему миру преимуществ социализма с помощью, например, космических полетов, идеологическое «промывание мозгов» общественными дисциплинами, в новых условиях оказались невостребованными, а к использованию науки теми способами, которые характерны для развитых стран, наше общество было не готово. В этих условиях характерные для 1990‐х годов призывы к сохранению российской науки во имя ее замечательных традиций, былых достижений и перспектив звучали как глас вопиющего в пустыне, нашим гражданам было очень непросто объяснить, для чего им нужна наука, особенно фундаментальная, сохранение, а тем более развитие которой требует больших капиталовложений и, следовательно, создает большую нагрузку на и без того дефицитный в те годы государственный бюджет. Это резко контрастировало с отношением к науке в советские времена, особенно в 1960‐е годы, считающиеся ее «золотым веком», когда, как показывали опросы, большинство наших сограждан не сомневались в правомерности больших расходов на нее и мечтали, чтобы их дети стали ученными и космонавтами. Нынешние опросы демонстрируют совсем другое отношение нашего общества к науке, а в иерархии профессий ученый занимает одно из самых малопочетных мест, намного уступая по престижности таким профессиям, как банкир, юрист, менеджер. Налицо радикальное изменение отношения нашего общества к науке, что явилось ярким выражением кризиса их взаимоотношений.
Вместе с тем различные социальные системы по‐разному строят свои взаимоотношения с наукой, и снижение интереса к ней со стороны одних систем может сочетаться с возрастанием интереса других, что служит одной из главных причин необходимости реализованного в этой книге дифференцированного рассмотрения взаимоотношений науки и общества. Так, для отечественных СМИ, особенно для телевидения, характерно снижение интереса к науке, а также преподнесение в качестве «ученых» астрологов, нумерологов, парапсихологов и т.п. В то же время наши политики демонстрируют явно неравнодушное отношение к ней, что выражается и в их большой любви к ученым степеням и званиям, в создании многочисленных штатов консультантов и аналитиков, которых они в основном рекрутируют из мира науки. Российский бизнес, несмотря на его торгово‐сырьевую, а не инновационную ориентацию, тоже неравнодушен к науке, хотя и потребляет ее весьма специфическим образом, нехарактерным для инновационных экономик. В таких условиях уместнее говорить не о разрыве отношений нашего общества с наукой и не об отсутствии социального заказа ей, а о специфическом характере такого заказа и искажении этих отношений.
Аналитическая дифференциация этих отношений необходима и на другом полюсе – на полюсе науки. «Наука вообще» – это такая же правомерная лишь в отдельных случаях абстракция, как и «общество в целом». Подобно тому как общество состоит из разных социальных систем, наука включает ее различные типы и разные научные дисциплины. Не вполне правомерна и констатация того, что вся отечественная наука с начала 1990‐х годов переживает тяжелый кризис, поскольку разные типы науки и разные научные дисциплины оказались в различном положении. В частности, на фоне стагнации (если не хуже) естественной и технической науки с середины 90‐х наблюдалось бурное развитие таких социогуманитарных дисциплин, как политология и экономика, настоящий бум опросов общественного мнения, маркетинговых исследований и прочих прикладных проявлений социогуманитарной науки. Эта ситуация, в возможность которой трудно было поверить еще совсем недавно, когда лишь естественная и техническая наука считалась у нас «настоящей» наукой, а социогуманитарные дисциплины – ее не слишком существенным и сильно идеологизированным придатком, тоже выражает специфические отношения с наукой современного российского общества.
