У каждого из нас есть своя любовь и своя боль. И вот в том месте, где они пересекаются, рождается новая версия себя, исцеленная от того и другого. Прожить боль, причиненную любовью, – вот, что важно. Собрать себя заново, как пазл, изменить картинку, сделать ее лучше. Стать сильнее. Душа хранит то, что болит внутри. Даже когда затянутся раны воспоминаний, оставят тонкие ниточки шрамов. Ты всегда помнишь о том, что сделало тебя другой. И какой была раньше.
Мы собрали истории, в которых любовь и боль, переплетенные, доказывают, что жизнь продолжается всегда. И хотим, чтобы они приблизили тебя на шаг к исцелению от боли.
Помни, ты сможешь многое, настанет время, когда все превратится в дорожную пыль, останется позади и развеется по ветру. А впереди – тысячи новых путей, и один из них – твой.
Эти слезы, капающие на страницы, пусть станут первым шагом к твоему исцелению. Осознанием того, что ты не одна в своей боли. Мы все когда-то ее проживали или проживаем сейчас. Рано или поздно все изменится, ты захлопнешь эту книгу и пообещаешь себе стать счастливой.
Верь мне, ведь я обещала.
Александра Яковлева
Однажды ты сидишь дома с куском ледяной телятины у распухшей челюсти и как-то отрешенно наблюдаешь за котенком. Тот намертво застрял в пледе. Запутался, бедняжка. Плед оброс вокруг него плотным синтетическим коконом, трется о дымную шерсть, кусается электричеством. Напуганный, затравленный, котенок ползет под кровать и жалобно плачет, пришибленный, как плачет всякий раз, когда ругаешь его за ободранную мебель или всклокоченный ковер. Он, наверное, думает, что статические разряды – кара свыше, с того самого выше, где по рангу находятся двуногие. Возможно, он даже видит вину за собой, и кается, и припадает к полу – не может ведь бить просто так.
Ты невольно улыбаешься, хотя челюсть сводит от боли. Котенок такой смешной дурачок. Ему бы остановиться, увидеть проблему целиком и найти самый простой выход. А самый простой выход – это оборвать связь с мучителем. Отцепить коготь. Только вынь его, котик, и пытка кончится, и плед отпустит тебя (потому что ты отпустишь его), и под кроватью снова станет безопасно. Нет никакой кары свыше, нет наказания за твои несуществующие грехи.
Вот, глупыш, смотри: сейчас я подойду и распутаю этот кокон, а потом – гляди! – возьму твою лапу с вывернутым в судороге когтем и легко, вверх и в сторону, освобожу. Вверх и в сторону, милый. Вверх и в сторону.
*
Однажды, блуждая в интернете, ты натыкаешься на видеопроект одной девушки. Она делала селфи каждое утро каждого дня, а потом смонтировала из фото клип. Первую минуту ролика она выглядит до зевоты счастливой, и ты не понимаешь, в чем смысл. Но вдруг лицо ее темнеет, искажается. Потухший взгляд, опущенные уголки губ. Иссиня-черный фингал.
Дни идут, синяк постепенно сходит, потом возвращается улыбка, как будто ничего и не случалось. Но из глаз уже исчезло безмятежное счастье. Теперь видно четкий вектор. И она, и ты знаете: будут еще побои. И они действительно происходят. С каждым разом все смелее, все безжалостней.
В конце это уже не просто фонарь под глазом: девушка будто вышла на ринг и выдержала двенадцать раундов. Ее лицо – сплошное месиво, распухшее, бордово-черное. Глаза закрылись набрякшей плотью, от губ ничего не осталось, а нос стал в два раза шире и вздыбился перебитой спиной.
Откуда-то из глубин поднимается нечто дикое, древнее, и ты давишь его из последних сил, хватая ртом воздух. Вдох-выдох. Уж со мной подобного ни за что не случится, думаешь ты. Я ведь живу в нормальной стране и не связываюсь с плохими парнями, думаешь ты.
*
Однажды в аэропорту тебе становится плохо из-за жары, и дежурная медсестра шепчет настойчиво:
– Скажи честно, он тебя бьет?
Но ты можешь только шлепать беззвучно губами, как рыба, и круглить глаза, как рыба. Медсестра дотрагивается до синяков на твоей руке:
– Ничего не бойся. Я вызову охрану. Здесь ты в безопасности.
Ты опрокидываешь в себя стакан холодной воды, дурнота понемногу отступает. Как можно убедительнее говоришь, что у тебя все в порядке, а синяки лишь следы твоей собственной неуклюжести, вот бы приложить что-нибудь холодное к запястью.
Вынимая из холодильника пакет со льдом, медсестра рассказывает, как однажды к ней обратилась женщина, «вот такая же, ни кровинки», и хотя ее муж не отходил ни на шаг, той женщине удалось шепнуть, что она в опасности:
– Представляете, хотел вывезти ее и продать на органы.
Медсестра делает страшные глаза, ты делаешь страшные глаза – и нечто дикое, древнее на миг поднимает голову в перекрестье ваших душ.
Потом это чувство проходит.
А он нервно мнется у самого входа в комнату медицинской помощи. Недоверчивой медсестре улыбается одной из самых очаровательных улыбок:
– Уже лучше? Надо спешить, наш рейс объявили.
Ты смотришь в его темные глаза и вязнешь, вязнешь в них, как в болоте.
*
Однажды ты будто просыпаешься. Ты находишь себя посреди идеально убранной квартиры, благоухающей комнатными цветами и выпечкой, с котенком на руках, спасенным из пледа. На кухонном столе, завернутый в махровое полотенце, лежит медленно тающий кусок телятины на ужин.
Твоя челюсть с левой стороны болит так, будто сломана, но на больницу нет ни смелости, ни денег. В вазочке на книжной полке – пятьдесят три рубля мелочью, и это вся наличка в твоем распоряжении. Ее не хватит даже на проезд.
Все продукты и товары для дома ты покупаешь онлайн, оплачивая привязанной к аккаунту картой. Косметолог, нейл-мастер, парикмахер сами приходят в назначенные дни.
Весь твой мир вот уже несколько лет замкнут в четырех стенах – богато обставленных, изобильных, просторных. За пределами этих стен ты бываешь только с ним, рядом, у ноги, на поводке. Невидимый хомут всегда на шее, кожей чувствуется, сдавливает до синяков.
Только для котенка ты еще пока всесильное двуногое, а среди других прочих двуногих – наислабейшее, жалкое существо, от того же кота мало чем отличимое. Порой кажется, что даже косметолог и нейл-мастер презирают твою вызолоченную беспомощность.
