2
Александр Гордеев
Гордеев А.Н.,
Не бойся темного сна… – Фантастическая повесть.
Для оформления книги использованы рисунки художника
Евгения Шишкова.
© Гордеев А.Н. 1992
© Шишков Е.А. 2009
3
НЕ БОЙСЯ ТЕМНОГО СНА…
Повесть
"Забыв обо всем на свете, он уселся
в кресло. Не прошло и пяти минут,
как он услышал фразу: "Когда спя-
щий проснется", – употребленную в
виде пословицы – насмешки над тем,
чего никогда не будет".
"Когда спящий проснется"
Герберт Уэллс.
1. ПО ТУ СТОРОНУ БОЛИ
– По-моему, он уже здесь, – были первые слова,
произнесенные очень напряженным шепотом.
– Да, да, он, кажется, проснулся, – констатировал другой
человек и тут же распорядился. – Все! Переносим на
кровать! Аппарат уходит! Он не должен его видеть.
Бывает, что, очнувшись после тяжелой операции,
человек долго не может сообразить, что к чему, но
Нефедов вернулся сразу с ясным пониманием, что он в
больнице. «Ну, конечно, конечно, – с уже готовой иронией
подумал он, как бы оглоушено и с креном всплывая из
бездны тихого сна, – как же, испугался я ваших
железячек…» Глаза открывать не хотелось: полежать бы
еще на этом невероятно удобном лежаке, остыть от боли и
послушать поток эфирно-свежих сил, подхватывающих
тебя, распрямляющих каждую твою жилочку, каждый
4
капилляр. Кажется, вот лежал ты на мелководье, и вдруг
взмыло тебя большой, горбатой волной и тебе, замершему
от восторга, показалось на мгновение, что сила этой
океанской волны – твоя сила. В какую-то секунду, как это
бывает во сне, Нефедову привиделось из детства: вот
выходит он из теплой вечерней воды Ильинки, оставляя в
ней пыль и усталость, вынося восторг и бодрость… И тут
же единой картиной раскрылся весь день до этого: сегодня
он, белобрысый пацаненок, ходил вместе со своим пятым
классом по колхозному полю с пшеничными всходами и
серпом, привязанным на палку, срубал сочные кусты
кислицы. А потом, уже из дома, стоя на педалях, скатился к
речке на велосипеде. Но тьфу ты! При чем тут какой-то
велосипед!
Ох, уж это блаженство покоя, по ту сторону
преодоленной боли…
Полежать, однако, не удалось: чьи-то руки приподняли и
положили на койку с прохладной свежей простыней, на
место менее удобное, но более знакомое. И тут кто-то так
выжидательно и осторожно тронул его за плечо, что
Нефедов, вместо того, чтобы открыть глаза, напротив,
плотнее зажмурился, выжидая дальнейшего.
– Вставайте-ка, вставайте, – сказали ему с мягкой
насмешкой, словно уличая в невинном притворстве, – вы
же проснулись…
Нефедов открыл глаза, привычно по-стариковски
вздохнув, ну что тут поделаешь, они уже все знают за него.
«Вы проснулись», видите ли… Хоть подсказали, а то б не
догадался…
Палата была прежней, как бы сфотографированной
несколькими вчерашними прорывами в сознание. Тут и
плакат, призывающий к донорству, с рисунком, примерно,
пятилитровой капли крови, от которой ни за что не
хотелось отдавать свою кровь. А вот врачи уже другие,
вероятно, утренняя смена: у них ведь тут, понимаешь ли,
5
все как на производстве. Ближе всех стоял высокий, очень
строгий врач (наверное, старший). Второй был с
рыжеватой, короткой бородкой, с лицом борца или
коренного сибиряка. Третий, державшийся за блестящую
спинку кровати, смотрел с настороженной, прямо-таки
«локаторной» улыбкой. Их странная выжидательность
заставила Нефедова заподозрить, что позади было нечто не
шуточное: наверняка, эти эскулапы изрядно покромсали
его своими маленькими ножичками. Хорошо бы теперь
выведать, что с ним натворили, что вырезали, что
оставили. А, главное, сколько он еще протянет на этом
белом свете.
– Ну, братцы, – сказал он, сосредоточив все внимание на
их лицах, – ночью-то я чуть было не умер (хотел сказать
«чуть не сыграл в ящик», но растроганно пожалел себя и
сдержался). Проснулся, где-то часа в три и, знаете, такая
боль и в сердце, и в голове, и во всем теле. Никогда не
болело сразу все. Вот, думаю, она тихая-то и легкая, как все
считают, смерть во сне… Просто потом про нее никто уже
не расскажет. Надо, думаю, эту боль как-то передохнуть,
протолкнуть в себе. Если передохну, значит
выкарабкаюсь… Ну, да обошлось, видно, слава богу…
Нефедов ждал, когда его перебьют, но врачи отчего-то
буквально внимали каждому его слову, и он с опозданием
испугался за себя – при пустяках-то они бы и вякнуть не
дали…
– Скажите, вы помните, как вас зовут? – вдруг спросил
старший.
Бородатый от этого нелепого вопроса даже подался
вперед. В ожидание переплавилась и улыбка третьего.
– Вот те на! – изумился Нефедов. – Вы что же привезли,
не зная кого? Разве Сережа, мой сын, ничего вам не
сказал?
– Мы все знаем, – нетерпеливо проговорил старший, –
и все же назовитесь, пожалуйста.
6
Нефедов назвался. Они распрямились, с облегчением
вздохнули, потом сошлись и по-братски обнялись. Больной
и предполагать не мог, что его анкетные данные могут
быть причиной кого-то странного, сдержанного ликования.
– Простите нас, – сказал старший, повернувшись к нему
с растроганным лицом, – потом вы все поймете. А сейчас
еще раз скажите, пожалуйста: «Я – Нефедов Василий
Семенович».
– Да сколько угодно, – растерянно ответил пациент и
щедро повторил свое полное имя.
– А вот когда вы произносите эти слова, –
подозрительно зацепился бородатый, – то вы ощущаете
себя именно этим человеком?
– Прошу прощения, так я что в психиатрической
больнице? – с иронией спросил Нефедов (сказать «в
психушке», опять таки не решился – ситуация и впрямь
была странноватой) и на всякий случай серьезно
прислушавшись к себе, заключил. – Да, я ощущаю себя
именно собой, а не Наполеоном Бонапартом и тем более не
Фридрихом Энгельсом.
– Что ж, не беспокойтесь, именно вы-то нами и нужны,
– с улыбкой заверил старший. – Расскажите о себе что-
нибудь еще.
– Да что же нового вам расскажешь? В истории болезни
все есть: сами знаете, что у меня с сердчишком не все в
порядке…
– Нет, не об этом… Кто вы? Чем занимались? Кем были?
– Как это «были»? Да кем был, тем, надеюсь, и остался,
если уж ожил («ожил я волю почуя» – вдруг пришло в
голову совершенно нелепое). Я – писатель, если это будет
позволительно, написал несколько книг. Правда, может
быть, не особенно путных, ну, да потомки рассудят…
– Кстати, вы можете сесть, – предложил старший, – если
вам это удобней.
7
Нефедов не понял: сесть после операции?! Он все же
сменил позу и обнаружил, что этого мало. Это небольшое
шевеление пробудило в нем страстную жажду двигаться…
Он поднял голову, оторвал от постели спину, опустил ноги
и без всякого напряжения, без всякой лени в своих старых
костях сел. В теле было лишь чувство бодрости и здоровья.
– Вы можете и пройтись, – подсказал старший.
Сам не понимая как это возможно, Василий Семенович
встал и пружинисто прошелся по палате. Понятно, что они
просто любовались таким бодрячком. Их взгляды мешали,
