— Может, с этим
еще можно что-то сделать? — осторожно спросила Машка, выглядывая из-за моего
плеча. Поморщилась и попыталась выдавить улыбку.
Ну да, видок у
меня был жутковатый. С непривычки можно и в обморок грохнуться. И если тело еще
ничего, почти не пострадало. То лицо…
— Попросить маму
родить меня обратно? — поинтересовалась я в ответ и изогнула бровь.
Точнее,
попыталась. Бровей, как волос на голове и ресниц, у меня не осталось. Левую
сторону лица от виска до подбородка перечеркнул изогнутый шрам. Поджившая кожа
выглядела неровной и чересчур розовой. В общем, Франкенштейн отдыхает. Хорошо,
хоть глаза остались целы.
— Современная
медицина творит чудеса, — продолжила убеждать Машка. Еще раз глянула на мою
рожу в зеркальном отражении и добавила: — Вроде бы… Но я уверена: хороший
пластический хирург сделает из тебя куколку. Станешь лучше, чем была прежде.
— Надеюсь,
страховка покроет его услуги, — заметила я и пощупала кончик носа с небольшим
углублением. — Не смогу же я продолжать выступать в таком виде. Разве что в
маске — первое время.
Повернулась к
подруге и, уперев руки в бока, улыбнулась. Могу представить, как устрашающе это
выглядело. Машка потупила взгляд и, нервно дернув плечами, поинтересовалась:
— Слушай,
Ангелин, может, не стоило с Макаронычем так грубо?
— Что?! — меня
аж затрясло от злости. — Хочешь сказать, надо было позволить ему залезть мне в
трусы прямо пред гостями? Он лапал меня так, словно купил не мое выступление, а
меня полностью. Я артистка, Маш, а не дешевая шлюшка. И, знаешь, если бы судьба
предоставила мне второй шанс, я бы поступила так же. Несмотря на это.
Указала на свое
обезображенное лицо и яростно сверкнула глазами.
Пару месяцев
назад меня, артистку варьете Ангелину Громову, пригласили выступать на дне
рождения известного в столице дельца Макароныча. Пригласили одну, без
музыкантов и других девчонок. Разумеется, Вилли, наш продюсер, согласился. Он
кипятком писал от возможности заполучить такого богатенького спонсора. И то,
что Макароныч явно рассчитывал на большее, чем приватный танец, никого не
волновало.
Никого, кроме
меня.
Когда Макароныч
усадил к себе на колени и принялся тискать, выискивая самые аппетитные
местечки, я не выдержала. Изогнувшись, будто бы для поцелуя, так тяпнула
наглеца за нос, что чуть не откусила. А после спрыгнула с колен и, засадив
тонкую, как игла, шпильку охраннику в ногу, забрала у него пистолет. Эта
огнестрельная штучка помогла мне сбежать из загородного особняка Макароныча,
сохранить честь и достоинство.
Про этого дельца
ходило множество слухов. Даже проститутки боялись попадать ему на глаза.
Бывало, что девушек, приглашенных на виллу, через сутки находили избитыми и
запуганными где-то на окраине города. А то и вовсе не находили.
— Не думай, что
это сойдет тебе с рук! — крикнул
Макароныч, когда я сбегала. — Месть моя будет страшна.
Обещание он
сдержал. Когда я выступала в одном из клубов, меня облили чем-то горючим и
подожгли, будто факел. Как назло, в тот день на мне была корона из страусовых
перьев и синтетическая маска. Она-то и приклеилась к лицу, превратив его в
жутковатую рожу.
— Надеюсь, этого
ублюдка уже закрыли, — произнесла, сводя несуществующие брови к переносице. —
Вилли обещал сделать все, чтобы добиться этого.
Машка опустила
голову еще ниже и вздохнула.
— Что?! —
ужаснулась я.
— Даже не знаю,
как тебе сказать… Понимаешь, того, кто поджег тебя, действительно нашли, но
выйти на Макароныча не удалось. Тот парень во всем признался и все взял на
себя. У его сестры проблемы со здоровьем, которые, кстати, решились сразу после
поджога. Макароныч заплатил ему, парень его не сдаст. А у самого нет денег,
чтобы оплатить тебе лечении.
— Дьявольщина!
Ударила по зеркалу
со всей силы — оно треснуло, а я ободрала себе костяшки пальцев. Но разве это
теперь важно? Лицо — моя визитная карточка. Кто возьмет выступать уродину? Все
немногие накопления ушли, чтобы заплатить врачу и клинике за лекарства и
палату. А ведь мне еще домой нужно помощь отправить. Я обещала маме. И сестре —
она потеряла мужа этой зимой, еще и ребенок трехгодовалый на руках. Ему тоже
кушать надо, а еще одеться, образование получить. Сестре и маме не заработать столько
в той глухой дыре, оттуда только мне удалось вырваться.
С дипломом
агротехника многого в столице не заработать. Мне нужна работа у Вилли.
— Ты же знаешь,
Макаронычу все сходит с рук, — тяжко вздохнула Машка. — Никто не может найти на
него управу. Я очень боюсь, что в следующий раз он вызовет меня.
—
Не дрейфь, подружка, прорвемся! — заявила с уверенностью, которой не испытывала.
А с Вилли я еще поговорю. Раз уж он отправил меня на это выступление, пусть
оплачивает лечение. Тем более у нас есть страховки. Должны быть по договору.
Проводив
Машку, достала карманное зеркальце и осмотрела лицо более придирчиво. Повыла
без посторонних, растерла и без того красные глаза. Я чудовище! И не
представляю, сколько сил и средств нужно, чтобы вернуть былую красу. Где,
спрашивается, мои смолисто-черные волосы аж до самой задницы? Где густые
соболиные брови, которыми так гордилась мама? Где нежная, белая, точно лилия,
кожа?
Задница
одна и осталась. Притом полная.
Надавала
себе мысленных пощечин, собрала яичники в кулак: действовать надо! На поплакать
нет времени.
Добралась
до телефона. Набрала номер Вилли — все же он отправил к Макаронычу, так что
тоже замешан. Почти соучастник. Вот пусть и поможет.
—
Гелечка, солнышко! — голос его как медок: сладкий и липкий. Так и представила
полнощекую красную от излишних возлияний физиономию и маленькие мутные
глазки-бусинки. — Как я рад тебя слышать. Как ты себя чувствуешь?
—
Паршиво, Вилли, — морщусь, едва вспомнив свое отражение. — Мне деньги нужны,
много. Понадобится пластика, иначе я тебе всех клиентов распугаю. Машка
сказала, с Макароныча не стрясти, но ведь для того и имеются страховки, верно?
Представила,
как Вилли напряженно размышляет. Он, поди, и не думал, что я про страховку в
курсе. Но я точно помню: заполняла какие-то бланки при трудоустройстве. Мы ж,
вроде как, профессионалы, а не какой-нибудь харумум-бурум.
—
Видишь ли, Ангелина, есть проблемы… — откашлявшись, произнес Вилли.
Та-а-к…
Приехали!
—
Вилли, я не хочу есть проблемы. Я хочу их решить. У меня тут такая мерзкая рожа
в зеркале, что мне с ней спать страшно.
— Макароныч
славно постарался, заблокировал все наши счета, в том числе страховые, —
пустился в оправдания продюсер. — А еще попросил тебя уволить, иначе наше
варьете вообще закроют. Ты была лучшей танцовщицей, Гелечка. Но ты же
понимаешь: куда мне против Макароныча? А у меня дети, пятеро, между прочим. Я
тебе кину денег на карту – чуть-чуть, сколько могу. А дальше уж ты сама…
