Гертруда. Я выпью за твою победу, Гамлет.
Гамлет. Благодарю.
Клавдий. Гертруда, стой, не пей.
Гертруда. Прошу прощения, милорд, я выпью.
Клавдий. Вино отравлено – я опоздал…
Вильям Шекспир. «Гамлет»
Не пей вина, Гертруда, —
Пьянство не красит дам.
Нажрешься в хлам —
И станет противно
Родственникам и друзьям…
Борис Гребенщиков. «Не пей вина, Гертруда»
Опять ей приснился Алеша. Слишком часто стал сниться… Главное, что радостным таким был во сне, улыбчивым. И говорил что-то. Вспомнить бы еще, что говорил… Всегда так и бывает – проснешься, а деталей увиденного сна вспомнить не можешь! Обидно.
Открыла глаза, потянулась, приподняла голову с подушки, глянула в окно. Хотя можно было и не глядеть. И без того понятно – ничего за окном не изменилось. День опять будет хмурым, солнца на небе не видно. И само небо такое… Будто депрессивным художником намалеванное серыми и белыми красками. Небрежные такие мазки, сердитые… Будто этот художник настроение на людях выместил – нате вам, нате! Не будет никакой небесной лазури, не будет солнца! Так живите, без солнца! Ишь, чего захотели! Берите, что дают, и радуйтесь!
Вздохнула, снова закрыла глаза. Надо все же вспомнить, что во сне говорил Алеша. Ведь явно что-то говорил, как она могла не запомнить? И по имени ее называл… Мол, ты что, Ладка… Лада, Ладушка… Я же с тобой говорю, а ты не слышишь! Я же твой Алеша, я здесь, с тобой!
И вдруг вспомнила. Вернее, услышала, как Алешин голос звучал. И поняла, что он хочет ей сказать. Вот глупая, как же она сразу не догадалась, как могла забыть! Сегодня же пятое сентября, у Алеши година! Он же в этот день погиб… Ей тогда девятнадцать вот-вот должно было исполниться… И вот уже тридцать один год прошел… Был бы у Алеши тоже в этом году юбилей…
Да, был бы… И жизнь была бы другая. Если б Алешу в Афганистане не убили. Если бы их ребенок жив был… Алеша отслужил бы в армии, вернулся, воспитывали бы дочку или сына… Она ведь поняла, что беременна, когда Алешу уже забрали. Писала ему и представляла, как он ответит: «Люблю, Ладка! Так рад! Счастлив! Я ж тебе говорил, что надо было перед призывом до загса добежать! А ты! Я говорил, говорил!» – сплошь одни восклицательные знаки.
Но ответа Лада так и не получила. Через три месяца Алешу убили. А она… Она, сволочь такая, пошла и ребеночка их тоже убила…
И нет ей за это оправдания, что ж. Да и бог уже наказал – после так и не забеременела. Пустоцветом жизнь прожила. Хоть и замужем. И нечего себе оправданий искать, что в то время по-другому не получилось бы… Мол, не от нее все зависело… Иногда обстоятельства складываются так, что ты плывешь по ним, как щепка по волнам, и не знаешь, к какому берегу тебя прибьет. Не знаешь, не знаешь…
Наверное, печальная эта мысль и дальше пошла бы по знакомому пути и привела к слезам, да телефонный звонок отвлек вовремя. Напомнил, что она в другой жизни живет. В той жизни, где на звонок надо обязательно отвечать. Где надо давно уже вскочить с постели и приступить к своим обязанностям. Потому что их много, обязанностей-то. И дел невпроворот. Как всегда…
– Лада Викторовна, доброе утро… А вы когда приедете, Лада Викторовна? Простите, что я вас беспокою…
Анин голосок звучал тревожно и в то же время довольно требовательно. Видимо, и впрямь что-то случилось, иначе бы не стала звонить, сама бы справилась. Она девушка деловая.
– Что случилось, Ань, говори?
– Да тут опять этот проверяющий из трудовой инспекции ко мне пристает… Сегодня наши трудовые книжки смотрит, и именно к вашей привязался. Говорит, запись у вас неправильная.
– Вот те раз! Чем это она неправильная? Уже больше двадцати лет назад сделана, не одну проверку пережила и стала вдруг неправильная! С какого вдруг перепугу-то?
– Так и я ему то же самое толкую, Лада Викторовна… Всегда такая запись была… А он… Еще он говорит, что и в бухгалтерских документах мы неправильно вас пишем… Что надо писать не директор магазина Любимова Лада Викторовна, а заведующий торговым объектом Любимова Лада Викторовна! Представляете? Я вообще в шоке… Даже не знаю, что ему говорить! Может, вы сами с ним объяснитесь, а? Когда вы приедете, Лада Викторовна?
– Хорошо, Ань… Я через час буду. Разберемся, не волнуйся.
Отложила телефон в сторону, вздохнула, закрыла глаза… Боже, как не хочется вставать и входить в эту суетную и беспокойную жизнь! И хорошо бы хоть один день делами не заниматься… Посвятить этот день Алеше, година все-таки… Но ведь не получится, это ясно. Надо вставать с постели, надо жить. Исполнять директорские обязанности. Хотя, как только что выяснилось, они вовсе и не директорские, а… Как Аня сказала? Она не директор продуктового магазина, а заведующий торговым объектом? Хотя какая, по сути, разница… Хрен редьки не слаще, как говорится.
Да, и надо Якову про это сказать. Теперь он имеет в собственности не три магазина, а три торговых объекта. Вот так-то, дорогой муж…
Муж, с которым она давно не спит в одной постели. Муж, который живет сам по себе в городской квартире, а она сама по себе здесь, в доме. Так получилось, что ж. Не сразу, с годами… Все супруги с годами разбегаются по отдельным берлогам, это понятно. Если такая возможность есть. А если нет возможности, так и маются до конца жизни в одной берлоге, толкутся в ней, злобясь друг на друга.
Да, у них с Яковом есть такая возможность – быть в браке и жить отдельно. Вроде и вместе, и не вместе. К возрасту каждому своя территория требуется, чтобы в ней быть самому по себе. Такое вот благо, что ж…
А дом свой она любит, очень любит. Он только ее знает, чужаков не терпит. Как не терпит ее долгого присутствия городская квартира. Она Якова больше любит…
С первого этажа потянуло вкусными запахами чего-то печеного – опять Татьяна Васильевна с утра изгаляется, хочет поразить ее воображение кулинарными изысками. Вот неудобно, ей-богу! Ну зачем она…
Татьяну Васильевну навязала ей мама, почти силой. Приспичило ей пристроить соседку-приятельницу на хлебное место, всю душу ей вынула просьбами. Мол, Танечке надо детям помочь, надо внуков поднять… А ты, Ладушка, хорошо ей платить будешь, я знаю. Уж как она сопротивлялась, мама и слышать ничего не хотела!
– Ну как, как она у меня в прислугах будет жить, мам, ну сама подумай, а? Я ж эту Татьяну Васильевну с детства знаю… Да я даже сказать ей ничего не смогу! Я ее боюсь! Она ж у меня в школе физику преподавала! Такая строгая была училка… страсть!
– Ну когда это было… От прежней строгости у Танечки уж ничего не осталось. Жизнь выбила всю строгость, как палками из ковра пыль выбивают. Сама ведь знаешь, она уж давно на пенсии.