– Павел Дмитрич, майор погоди, дело закончил, да погоди ты. – Кувшинов почувствовал как его ухватили за локоть. Скривившись от ноющей боли в шее, и необходимости сейчас с кем-то разговаривать он повернулся.
– Ты дело закончил? – Матюгов не отпускал локоть.
– Ну. Извини, шея болит, хотел в поликлинику успеть.
– Сейчас? Сегодня? Не успеешь. Совет нужен. Опоздал ты в поликлинику уже. Пять минут. Зайдем. – Он тверже сжал локоть и кивнул на дверь.
– А кабинет у тебя меньше, – они вошли в комнату где между низкими шкафами стоял стол. – окна во двор, хорошо. А у меня на Ильинку, а там трамваи ,остановка , колокола. Звонят заразы, надоели.
– Что полковник сказал по твоему делу? – Петухов повесил китель на спинку кресла. Сдвигая стопку бумаг на край уронил карандаш и долго искал его кряхтя и тихо ругаясь.
– Посмотрим, Думаю там все ясно. И где продуло? Что ты хотел спросить. Ты девочкой занимаешься? Выяснили что-то?
– Да, убийство. Похоже на серию. Третий похожий случай за год.
– Москву подключат. – Устало проговорил Кувшинов двигая шеей и кривясь от боли.
– Завтра вечером приезжают.
– Ну, и правильно. Что ты хотел спросить?
– Москвичи пока разберутся, время пройдет, а у меня подозреваемый готов. Задерживать сейчас, не дожидаясь москвичей, но улики косвенные потом объясняй что о чем.
– Что у тебя на него.
– Он по подобному отбыл.
– Все? Живет рядом?
– Не совсем. Девочку около Козино нашли, а он за Заволжьем.
– Далеко. Где был во время?
– Выясняем. Еще одно было по этой же трассе.
– А третье?
– Оно за Уренью. Сам понимаешь, другой край.
– Делай что должен, мне что ли тебя учить. Выясняй по времени. Если малейшее подозрение задерживай. Хуже не будет.
– Это да. Я с москвичами работал, потом напишут, выставят дураком, а ты оправдывайся.
– Я бы задержал. – Кувшинов встал и выглянув из окна во двор повернулся к двери.
Павел Дмитрич поднял воротник куртки, закрывая ноющую шею и перепрыгнув через темную лужу, пошел к остановке. Осень все больше отнимала солнце и рабочий день заканчивался уже в темноте. Он все-таки решил доехать до поликлиники и поэтому оставил машину у здания прокуратуры, а сам стоял под мелкой изморозью и ждал. Где то выше, над темными мокрыми листьями раздался короткий удар колокола, а за ним еще. Воздух загудел не надолго, но как и всегда когда майор слышал колокол все мысли таяли, и становилось тише. Церковь к которой он давно привык и почти не замечал белела вниз по улице еще не освещенной фонарями и широкие ворота ее открываясь выпускали размазанные пятна людей. Вдалеке зазвенело и трамвай, распугивая автомобили, гордо и презрительно спускался по улице.
– Я говорил, что трамвай быстро придет.
– Твой дядя также одевается, когда служит?
– Также. В деревне, конечно попроще все. Там все проще.
Павел Дмитрич прислушался к голосам за спиной.
– Да, быстро пришел. – Майор представил говоривших по голосу. Должно быть молодые люди и мелкие. Лет двадцать три, двадцать пять и голоса кислые, студенты, наверное. Хорошо, что кроме них ни кого на остановке нет и если трамвай пустой, то можно будет спокойно посидеть у окна.– Он сделал шаг вперед к подъезжающему вагону и на миг обернулся. – Так и есть тощие, еще тридцати нет, если студенты, то последний курс. Позади старичок спешит, но вагон пустой, все сядут, а похоже в поликлинику я и правда не успею. – Он поднялся по низким ступеням в ослепительный вагон, и обойдя кондуктора сел на свободное место. Двое бухнулись в кресла за ним и майор сначала решил пересесть, но от боли в шее двигаться не хотелось вовсе – Ладно, потерплю. – Трамвай затрещал и вагон закидало из стороны в сторону.
– Я говорил, что зря только ты меня вытащил. Что думаешь, я из-за этого в бога начну верить? Вот посмотрю на старые иконы и послушаю как этот поп что-то там басом бормочет и все? А вообще, думал я про это и мать у меня молится там чего то. Пробовал читать библию, и еще разное, но там так написано, и зачем они так написали. А еще, если бог знает и видит все, то как он терпит столько всего. Войны там всякие. А сколько крови за него и с его именем пролилось. Причем и с той, и с другой стороны в бога верят и стреляют друг в друга, а попадут, то радуются. Убили и довольны. А бог один. А они радуются. Как верить то в него, – говоривший замолчал и трамвай качнуло на повороте так что старичок сидевший впереди чуть не слетел с кресла. В последний момент, схватившись за ручку он удержался и с интересом, и улыбкой обернулся на говоривших которых тоже слышал.
– Это уже потом,– начал второй волнуясь и радуясь. – Я это тоже знаю и не понимаю, только это уже потом. Ты хочешь чтобы тебе сначала объяснили чтобы ты поверил , а …
– Конечно, а как же иначе, как я могу верить в нелогичную, противоречивую идею, я что болван или дурачок?
– Ты не понимаешь этого, а значит не веришь и делаешь вывод, что бога нет, а я вот не пойму как это так, вот камень в космосе летает и опля, на камне живая материя, опля она уже понимает что-то и о себе, и вокруг. Это кто же щелкает пальцами показывая такие фокусы. Сами собой даже вещи попроще не происходят, а тут жизнь вдохнуть и законы задать по которым эта жизнь течет. И понять, и объяснить это ни кто не может. А это есть. Было и есть. Не замечать нельзя и понять нельзя. Остается верить в него, кто это делает.
– Что-то плохо он это делает.
– Тебе надо с моим дядей поговорить он лучше меня все это скажет. Только я так думаю, что не все бог видит, а ждет и от нас, чтобы мы его закон чтили и не нарушали. Свобода воли, какая ни какая есть.
– Свобода? Так почему садист, какой-нибудь не наказывается сразу богом, он же нарушает его закон самым мерзким способом, а бог ждет чтобы его поймали и люди наказали. Вот, например девочку маленькую в городе изнасиловали и убили, а тот, кто это сделал и в церкви был хоть раз или мимо проходил. Так что ж не сошел со старой иконы ни кто и не поразил его молнией. Бог же знал, что эта мразь в своей жизни задумает и исполнит. Он что, на его стороне был, что ли раз знал и не помешал?
– Будет суд. Будет страшный суд и на этом суде за все ответит каждый. И девочка в рай попадет, а этот зверь в аду вечно будет гореть.
