Андрей Бильжо - Не снимая маску

© Андрей Бильжо, тексты и графика, 2021

© «Захаров», 2021

Моим друзьям, без которых я был бы другим

В эту книгу я включил часть текстов и рисунков, написанных и нарисованных мной с момента, когда я узнал о коронавирусе, находясь в феврале 2020 года в Венеции на карнавале, до момента сдачи книги в издательство. С февраля до февраля. Карнавал в Венеции на третий день отменили. Венецианские маски сменили маски медицинские. Так началась другая жизнь. Для меня и для всех.

Я закрыл свою венецианскую квартиру, надеясь туда скоро вернуться. Потом был карантин, кстати, венецианское слово. Quaranta в переводе на русский значит «сорок». Сорок дней в изоляции – карантин. Isola тоже венецианское слово. Isola – остров. Карантин и изоляция, впервые применённые в Венеции, помогли там победить чуму. Слова «удалёнка», «пандемия», «масочно-перчаточный режим», «вакцинация» стали для нас обыденными и родными. Концентрация событий, медицинских и политических, за этот период была невероятно плотной.

Я видел ледоход на Енисее, с берега, когда огромные льдины с грохотом наезжают друг на друга в уносящей их на бешеной скорости реке. Льдины – нагромождение событий, которые меняются во времени, чуть ли не ежечасно. Этот период, с февраля до февраля, – ледоход. Только я, да и все, не с берега его наблюдаем, а находясь на этих, летящих и грохочущих, льдинах. Чтобы не быть раздавленным ими и в то же время зафиксировать то, что пока трудно осознать, извлекая из опасного забавное, – я писал и рисовал. Собственно говоря, эта книга – в каком-то смысле мой «пандемический дневник». Или отчёт с «удалёнки». А в своей венецианской квартире я так пока и не был. Скучаю очень.

я карнавалов не люблю

я карнавалов избегаю

я в них страдая понимаю

не для меня эта гульба

я толпы обходить стараюсь

а если попадаю я в толпу

я вынырнуть из той толпы пытаюсь

чтоб быть свободным

ничего важнее нет для меня

чем быть свободным

в те дни венецианский карнавал

менялся прямо на моих глазах

он становился настоящим

карнавалом

таким каким его никто не знал

коронавирус внес в него

свои нюансы и поправки

он маски карнавальные сменил

на маски

медицинские

он стал

хозяином на этом карнавале

и оператором его

и режиссером

он здесь рулил

он всем руководил

коронавирус

это был

его полнометражный фильм

Отелло в медицинской маске

вдруг оказался чтоб не заразить

когда будет душить он Дездемону

которую любил и ревновал

а Дездемона решила очень хитро

маску носить даже когда в постели

вдруг перепутает ее Отелло

с другой синьорой и ее задушит

Ромео и Джульетта тоже

маски надели медицинские

и в них

целуются

но снимут они их

чтобы яд принять

когда настанет время

и Труффальдино из Бергамо

плут

чтобы своих господ не заразить

маску надел он

а на самом деле

чтоб было ему легче их

дурачить и за нос водить

и тут

тут показалось мне что я

в психиатрической больнице снова

в которой был врачом когда-то

тогда представить я себе не мог

что окажусь в Венеции и буду

там жить

а карнавал в Венеции потом

закрыл коронавирус вовсе

и опустела Венеция моя

совсем

совсем

и расставаясь с ней

тогда не знал я

на сколько

расстаюсь я с ней

я дверь закрыл в свою квартиру

что на канале

Венеция смотрела на меня

глазами грустными собаки

поскуливая тихо

я улетал в Москву когда она

гордилась тем что не заразна

пока

я чувствовал

пока

что впереди всё

пока Венеция

пока

увидимся надеюсь скоро

на следующем карнавале

который не люблю

на родину я завтра возвращаюсь

25.02.20

Колосов пил редко и… а вот и нет, не угадали… не метко. Он знал, что не держит дозу. Колосов был абстинентом. Он плохо переносил алкоголь. И боялся его. Толик был застенчивым, замкнутым, чувствительным, обидчивым и рефлексирующим человеком.

Его любили за то, что он был немного не от мира сего.

Чудак, одним словом.

И если вы решили что я ошибся на одну букву, то вы не правы. Именно – чудак.

На чудаках держится мир!

Чудаки – это его, мира, чугунная опора.

Никто не выдержит его жестокость и несправедливость, продолжая сохранять нежность и трепетное отношение к этому исковерканному микрокосмосу, кроме чудаков.

Колосов жил вдвоём с мамой. Мама хотела, чтобы Толя женился и подарил ей внука или внучку. Но он стеснялся девушек, при том что – и мама этому удивлялась – Толик обладал довольно большим и красивым половым членом.

– Сынок, – в минуты откровения говорила мама, – у тебя такой прекрасный пенис! Ну что ты стесняешься? Достань его и покажи любой девушке, и она будет твоей. Поверь мне, своей маме, я-то знаю…

Мама Колосова и правда это знала. Потому как вышла замуж именно за половой орган, а не за головной мозг, который был значительно меньше фаллоса Павла Колосова, Толиного отца, исчезнувшего из её жизни сразу после рождения мальчика и оставившего ему на память свою фамилию, а в наследство – приличное мужское достоинство. Но Анатолий хотел любви. Большой и чистой. Чудак, одним словом. Впрочем, это сложный вопрос. У каждого своя правда.

У Сапрыкина правда была другой, нежели у мамы Колосова: – Послушай меня, Толян! Я знаю. Большой хуй никогда никому не приносил счастья. – Разговор был в бане, и Сапрыкин прикрыл мочалкой то место, которое вполне можно было прикрыть зубной щеткой.

Надо сказать что Колосов не слушал новостей и не интересовался политикой никогда.

Он был биологом. Черви были его страстью.

Глицера – лат. Glycera, представитель типа кольчатых червей, относится к классу многощетинковых. Глицеры ведут активный образ жизни, ползая по дну океанов и морей.

Пескожил, или пескожил тихоокеанский, – лат. Arenicola, представитель типа кольчатых червей, относится к классу многощетинковых. Пескожилы – морские свободноживущие беспозвоночные животные.

Конволюта – лат. Convoluta, представитель типа плоских червей, относится к классу турбеллярий. Конволюта – хищное свободнодвижущееся беспозвоночное животное.

Вот что увлекало Толю. То, что все они – свободнодвижущиеся!

А тут за завтраком мама включила новости по радио «Эхо Москвы», и для Колосова открылся другой мир. Чувство страха охватило его за маму, за червей, за себя. Задорные ведущие весело рассказывали о таких страшных вещах, что Колосов вспомнил о своём энурезе, длившемся до шестнадцати лет.

«Зачем нужна большая елда, когда в мире столько несправедливости?» – подумал он.

В тот день Колосов напился с Сапрыкиным и с Кацманом так, что его рвало на каждом углу, но это не мешало ему читать стихи протеста, которые он придумывал на ходу:

Товарищ, пой и пей до дна,

товарищ, верь, звезда взойдёт

свободы, счастья! Из говна

Россия встанет и пойдёт.

С колен поднимется она,

Россия вспрянет ото сна,

И кто есть кто, она поймёт.

Не знаю я, в каком году

Всё это с ней произойдёт,