Конрад, лучше сразу признаюсь: я не считаю, что это для вашей книги. Это не беллетристика, хотя я и дал такое название, потому не воображаю, что это подойдет. Надеюсь, по меньшей мере, у вас достанет сил откликнуться на это – возможно, даже помочь мне понять, что со мной случилось. Прошу, примите к сведению, что я не виню вас. Наверное, мне следовало бы самого себя винить.
Вы припомните, что я – один из тех писателей, которых вы пригласили в антологию небылиц, на примерах писем, возвращенных на почту как невостребованные. Идея мне понравилась, я готов был принять участие, но к тому времени, когда предложение отыскало издателя, я уже с головой ушел в несколько собственных проектов и таким образом подвел вас. Другая работа вытеснила из моих мыслей антологию, и когда пару месяцев назад я получил письмо, то совсем и не думал о вашей идее.
Как правило, я не рассматриваю почту, прежде чем вскрыть ее, но это послание меня насторожило. Плотный подложенный белый конверт (если быть точным, то защитный с прокладкой производства корпорации «Силд эйр»), с наклеенным ценником на обороте (39 пенсов), из почтового отделения в Осборне. Выглядел пакет необычно-нетронутым, словно был создан казаться девственно чистым. Штамп почтового отправления первого класса оттиснут не был, а мой адрес был написан не одним человеком. Большая его часть выписана жирными прописными буквами черным фломастером, а почтовый индекс подправлен шариковой ручкой. Можете понять, отчего подозрение во мне крепло, если только не считаете, что не так-то много требуется, чтобы пробудить во мне паранойю. Содержимое и вас бы, возможно, настроило на тот же лад.
Внутри я нашел небольшой белый конверт, который, по-видимому, надписывали несколько человек. Адресован он был Роланду Маллесону в Лондон (Уэст-Хит, ЮВ2), Харвелл-Кресент, д. 1, но все это было перечеркнуто и помечено: «ПО ДАННОМУ АДРЕСУ НЕ ПРОЖИВАЕТ». Кто-то написал на месте, где полагалось бы быть марке: «Почтовый сбор не оплачен». На обороте я прочел написанное уже другим почерком: «АДРЕС ПЕРЕСЫЛКИ НЕ УКАЗАН», – а некто пятый, вооружившись розовым маркером, начертал: «Вернуть отправителю». Предназначалось ли все это для того, чтобы запутать меня окончательно, чтобы я и не думал, что извлекаю из конверта? Одно в особенности насторожило меня. Хотя извещение про «НЕ ПРОЖИВАЕТ» было выписано синим маркером, его, несомненно, исполнила та же рука, что и мой адрес на всем пакете. Письмо Роланда Маллесона не вернулось на почту, хотя мне внушалась мысль, что его вернули.
Другие особенности тоже не говорили о правдивости. Конвертик был грубо вскрыт, но если адресат действительно неизвестен, то зачем было получателю вовнутрь заглядывать? Во всяком случае, это позволило и мне поступить так же. В конверте лежала пара картонных прямоугольников примерно два с половиной на четыре с половиной дюйма[1], грубо вырезанных из большого куска картона и перетянутых лентой так плотно, что места между ними хватало только для клочка бумаги. Мне пришло в голову, что во времена наркотика ЛСД на промокашке именно так его, возможно, и рассылали по почте. Еще раз назовите меня параноиком, если пожелаете, Конрад, но я испугался, что кто-то меня подставил, что если я вскрою картонную упаковку, то сам буду себя винить или меня осудят за содеянное. Даже подумалось, а не причастна ли к этому почта.
Была суббота 24 апреля, и сортировочный цех все еще был открыт. Я задержался ненадолго у раковины в туалете: руки казались грязными, и, помню, я разглядывал их, убеждая себя, что грязи на них нет, – а потом пошел в сортировочный. Он в пятнадцати минутах ходьбы от этого дома, в трех минутах езды в моем возрасте. Несколько женщин стояли в ожидании, готовясь забрать почту, и я видел, как быстро росла очередь у туалета, поскольку за стойкой сидел всего один почтовый служащий. Когда наконец я добрался до окошечка, то показал ему пакет, но из рук его не выпустил.
– К кому мне нужно обратиться с этим?
– Зависит от того, что это. Я не подойду? – Его гладкое круглое лицо выглядело так, будто он тер его, стараясь сделать помоложе, и мне показалось, что я уловил запах мыла сквозь щелку под окошком (может быть, у него под ногтями кое-где даже кусочки розового мыла застряли).
– Могу я видеть заведующего?
– В данный момент она занята. – Профессиональная выучка не помогла ему совсем скрыть обиду, когда он добавил: – Я могу помочь.
– Если скажете мне, почему я получил это.
Он уставился на написанное на лицевой стороне пакета, который я сунул в окошко.
– Это вы? Потому и получили.
Когда он толкнул пакет обратно, мне показалось, что он несколько нетерпелив в желании вернуть его.
– Загляните вовнутрь. – Я и впрямь уловил намек на нежелание или мне показалось?
Он ткнул во внешний конверт указательным и большим пальцами, ощупал его, а потом вытряхнул из него на стойку конверт поменьше. Прочел написанное на обеих сторонах, затем повернул конверт адресом Маллесона ко мне.
– Вы отправляли это?
– Конечно же, нет. Я и не слышал никогда о нем.
– Так, кто бы ни переправил письмо вам, он, должно быть, считал, что отправили вы.
– А с чего бы им считать?
Почтовый служащий заглянул вовнутрь, но картонную упаковку не тронул.
– Что это?
– Полагаю, вы должны проверить. Разве это не ваша обязанность? Собственность Королевской почты.
– Перестает быть таковой после доставки, – сказал служащий и просунул пакет в окошко. – Это ваше, и вы вольны делать с ним что вам угодно.
Я не мог не подумать, что служащий осторожен так, как имел все права быть я сам. Уж не пытался ли он сделать вид, будто считает, что пакет несет смертельную угрозу?
– Я вскрою это здесь, – заявил я, – если вы будете свидетелем. – Я вполне мог вообразить, что почтовик пытается состязаться со мной в осторожности.
– Свидетелем чего? – уперся он.
– Того факта, что я только сейчас вскрыл это.
– Вы могли уже проделать это раньше, а потом скрепить обратно.
– Я не делал ничего подобного, – сказал я с куда как меньшим раздражением, чем то, которое испытывал. – Даю вам слово.
Он сосредоточенно уставился в никуда, в нечто незримое. Потер руки ладонь о ладонь, явно ощущая, что они недостаточно чисты, а я тем временем извлек картонки из конверта. И проделал это так, чтобы он наверняка видел, как плотно льнула лента к картону, когда я ее отдирал. Высвободив концы картонок, выудил то, что лежало между ними. Будь я один, так рассмеялся бы от разочарования: наградой мне послужили две игральные карты, двойка треф и шестерка червей.
– Пользуетесь почтой для игры? – предположил почтовый служащий.
– За свой счет, вам бы следовало иметь в виду.
