Колдуй, бабка… Колдуй, дед
– Вань, когда я вырасту, ты на мне женишься?
Лицо девочки растворилось в звездном пространстве, а на его месте появилась жующая козлиная морда.
– На Люське этот дурак жениться собрался! А она – бляяяядь! Слышь, Иван? Бляяяяядь – твоя Люська…
Иван открыл глаза и пошарил рукой по прохладной простыни. С портрета на стене ему улыбалась Люська.
Луна заглянула в окно и, поддерживая козлиное видение Ивана, тенью деревьев подрисовала его любимой женщине огромные чапаевские усы.
Хозяин поднялся и задернул шторы. Усы исчезли, за то на карандашном наброске этюдника у Люськи выросли серые и большие, как у слона, уши. Иван переставил рабочий инструмент в другое место, и его подруга избавилась от ненужных проблем. Мужчина автоматически взял телефон, но тут же вернул его на место.
Иван Петрович Сидоров по всем общепринятым в женском сообществе критериям подходил под категорию очень завидного жениха. В этом не было ничего удивительного, ведь наш герой работал пластическим хирургом. Как профессионал он достиг совершенства, но набираться опыта в совместной жизни с лицом противоположного пола тридцатипятилетний доктор начал совсем недавно. На сегодняшний день роль его единственной Музы исполняла Леокадия Трубецкая, по паспорту Люська Галошина. При первой встрече с героем своего романа эта щука мгновенно оценила свои шансы на успех и включила талант обольщения на полную катушку. Уложить в постель скромнягу интеллигента этой прожжённой вертихвостке не составило труда, и через пару, тройку романтических свиданий она вцепилась в свою жертву мертвой хваткой. Сидоров же давно мечтал о семейном счастье, ведь после того, как он покинул родной деревенский дом, из близких у него остались только дед, да двоюродный брат Семен. И когда блондинка Люся, как гений чистой красоты, предложила ему съехаться, Иван Петрович немедленно согласился. Все бы ничего, но доктор так много времени проводил на работе, что за страстной, уверенной в себе, ночной кукушкой совсем не замечал дневную, да к тому ж еще гулящую, глупую курицу.
Иван открыл не кухне окно и закурил. В последнее время его богиня зачастила гостить у мамы, и этот факт наводил Сидорова на недобрые мысли. Сумасшедшим ревнивцем он не был, излишнее внимание к родне считал похвальным, но и перспектива превратиться в осла, однако, тоже не радовала попавшего в ловушку хирурга. Как поступить в сложившейся ситуации Иван не знал. Унижать любимую женщину подозрениями и допросами считал не комильфо, поэтому вопрос о Люськиной верности, оставаясь нерешенным, мешал Сидорову спокойно жить и работать.
Птицы, не дожидаясь рассвета, загалдели. За окном семьдесят четвертой квартиры рождался новый день.
….
По дороге в клинику Иван еще несколько раз пытался дозвониться до Люськи, но абонент, как говорится, был не абонент.
– Слушай, Вано, у тебя от ревности нет случайно яду? Задрала меня моя мегера, вздохнуть не дает!
Как обычно, без предисловия и стука, в кабинете Ивана возник невропатолог Зальцбург, ловелас и бабский угодник в семи поколениях. Остап Иосифович очень любил женщин, а его жена Марго очень любила мужа, и разорвать этот порочный круг пока не решалась.
Не обращая внимания на молчание Ивана, рассматривающего летний утренний пейзаж за окном, Зальцбург без приглашения плюхнулся в кресло, по-домашнему расселся, достал из-за пазухи фляжку и сделал глоток.
– Ты чего, Вано, хмурый такой? Люська опять у очередной «мамы» пропадает?
Остап подошел к Ивану и дружески похлопал по плечу.
– Добрый ты слишком, Ваня… А Люська твоя – просто прости… Прости Господи…
– А может, она действительно у мамы?
Сидоров цеплялся за веру в чистоту их с Люськой отношений, как за соломинку.
– Наивный ты человек, Иван… Философ… Мама – это святое, потому при одном упоминании о ней любой из нас становится верующим. Люся твоя – та еще лиса. Знает, на какие клавиши давить.
Вступать в спор с Зальцбургом Сидорову не хотелось, и он продолжал обозревать окрестности.
– А хочешь, мы Люську на чистую воду выведем?
Глаза у Зальцбурга загорелись, как у охотничьей собаки, взявшей след.
– Следить и рыться в телефоне не буду.
– А и не надо. К бабке поедем…
– Чьей?
– Общей… Сядь, Вань… Я все тебе сейчас по полочкам разложу.
Зальцбург взял хирурга за руку и, как ребеночка, проводил за рабочий стол.
– Вопрос с Люськой тебя волнует? Волнует. Про ее ночные бдения узнать желаешь? А то… Сама Люсьенда сознается? Да, ни за что и никогда. Поэтому нам нужен кто? Человек… Ясновидящий, колдун, ведьмак, экстрасенс, который все расскажет, как на духу…
И я, Вано, такого человечка знаю. Про него… То есть про нее мне один пациент за разговором случайно обмолвился. Сказал, стопроцентный результат. Живет эта колдунина в одной деревне с его братом. Хошь приворожит, хошь – отвадит. Я сам к ней на выходных собирался, чтоб мою ревнивую трансформаторную будку обесточить, а тут ты с Люськой. Значит, вдвоем рванем, – от удовольствия махинатор потер руки. – С кем, с кем, а с тобой моя пантера меня отпустит без всякого Якова. Доверие – штука серьезная.
– А без бабки никак? Двадцать первый век на дворе…
– Век то двадцать первый, а проблемы – средневековые… Бабы с ума сходят, а нам, мужикам – край!
Иван почувствовал неловкость. Как врачу ему претило суеверие, но как человеку жить в неведении ему тоже не нравилось.
Зальцбург в отличие от своего коллеги был полон оптимизма.
– Ну!? Соглашайся, Вано… Поедем, отдохнем! Воздухом подышим!!! С пользой время проведем! Соглашайся! Тебе Баба Яга про Люську правду расскажет, а то и приворожит, если уж ты так по ней убиваешься, а меня научит, что с бешеной бабой делать.
Тут вдруг, откуда не возьмись, в ухо Ивану проблеял ночной гость.
– Соглашаааайся, Вань! Соглашаааайся! Сам убедишься, что Люська твоя – бляяядь…
Чтобы избавиться от козлиной нецензурной брани, Иван взял со стола папку и с силой бросил ее обратно.
Зальцбург невольно дернулся с места.
– Я согласен! Едем! Как деревня называется?
– По-моему, «Збуново»… Если мне память, конечно, не изменяет.
Козел в сознании Ивана запрыгал от радости.
– Збунооооово… Збунооооово…
…
От Марго уйти было не так-то просто, даже несмотря на то, что муж уезжал за город с таким надежным человеком, как Иван. Женщина точно знала, что ее свинья найдет грязь везде.
Пока супруг собирался, измученная ревностью женщина досаждала ему одними и теми же вопросами:
– Ты точно с Иваном едешь? А куда? Точно с Иваном?