© Якуб Суламбекович Султыгов, 2022
ISBN 978-5-0059-3551-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Было темно, и накрапывал дарз – мелкий дождь, сырой, убаюкивающий. Свет Луны или от придорожных фонарей, а может, автомобилей падал на остановку. Это было старое строение из трех стен и плоской бетонной крыши.
Мы услышали неожиданную музыку, поэтому остановились…
Была ли это музыка, не могу сказать. Просто два-три такта, мотив, напоминание.
Перекусив спичку в зубах, склонив голову и скрывая улыбку, я шагнул влево. У стены за стопкой черных покрышек, покрытых куском фанеры сидел писатель.
Лицо его было видно плохо, но невозможно было не узнать эти черты. На нем была черная кепка и черная куртка. Он шагнул в другую сторону и обнял крупного полного человека в зеленом плаще и черной шляпе.
– Я думал, тебя нет… Безумно рад!
– И мне говорили, что нет тебя. И я не верил.
Дальше помню обрывки слов, жесты, звуки, тени и куски бетона, на который падал свет. А еще все трое улыбались. Я не слышал звук своего сердца. Никто больше не проронил ни единого слова.
Помню, он кивнул, подавая знак, и начал потихоньку двигать ногами и руками короткими движениями. Несмотря на его полноту, двигался он красиво, даже лихо.
А наш друг не спеша, словно писал стихи, негромко отстукивал лезгинку. Так мы среди ночи тихо хлопали и смотрели на танец большого человека. Он двигал грузное тело по кругу.
Мимо пронеслась кавалькада из автомобилей. Ехали они быстро, даже ветерок ударился о стены остановки. И снова был слышен только этот приглушенный звук «тох-ох, тах-тох, асс-сса!..»
В черном лимузине сидел президент.
– Вы видели, – спросил он, – там человек в плаще и шляпе танцевал? Кажется, лезгинка?
Охрана и помощники переглянулись. Никто не хотел признаться, что не заметил танцующего человека на пустынной трассе.
– Жалко, статус, безопасность и все такое, – президент с грустью смотрел в окно. – А так бы слез по пути, поговорил с этими мужчинами, а может, и лезгинку станцевал…
А на остановке стихала музыка. Звуки растворялись в тумане. Стирались очертания и черты. Зрение, слух, ощущения постепенно исчезали вместе с нами. Время, словно огромное полотно украденной картины, свернулось и удалилось. А в душе осталась это наше молчание, незаметные улыбки и тихая лезгинка под сенью уставшего дождя.
Батыр крепко сжал руль длинномера, вглядываясь в запотевшее стекло. Его работа требовала осторожности, он вез две огромные трубы. Путь был не самый дальний, на полдня пути. Оставалось аккуратно доставить груз на завод. Однако в этих предгорных районах Северного Кавказа был сильный туман, и снежная изморозь покрыла всё вокруг. Дальний лес, очертания поселка, мост в низе казались чем-то призрачным, изменчивым.
И вдруг как-то нехорошо, муторно стало у Бати – так называли его друзья – на душе… Где-то в глубине, на редко посещаемых задних полках сознания, зародилось чувство тревоги.
– Что стоишь? Дорога нормальная, пройдешь без проблем. Давай, трогай! – это кричал грузный инспектор ГАИ в шапке, надвинутой до самых бровей.
Батя показал ему жестом отойти в сторону и тихо увел машину на обочину. Выпрыгнув из кабины, он для надежности положил деревянную колодку под колесо прицепа.
– Ты боишься, что ли?! – инспектор развел руками: – С утра два рефрижератора проехали, там песок везде посыпали.
– Боюсь, – прямо ответил Батя-Батыр, – почкой чую, что надо переждать.
– Ну-ну, всевидящий ты наш, куковать желаешь на морозе? Как хочешь, твое дело, – инспектор зашагал вверх по дороге.
Батя смотрел на черно-белое полотно трассы, поземку, выписывающую узоры по гололеду и вспомнил о случае из своей юности…
Было это летом. Ночной городок был пропитан теплым ароматом цветущих акаций. Батыр и его друг Павел по кличке Пан, решили прокатиться по длиннющему Старопромысловскому шоссе. Ярко-оранжевый мотоцикл «Иж» помчал их по блестящему асфальту, заставляя редких прохожих оборачиваться им вслед.
Преодолев мост, они внезапно увидели темную лужу на поверхности, колеса мотоцикла подкосились набок, и они врезались в строительный вагончик, стоявший на тротуаре.
В себя Батыр пришел в больнице, где узнал, что Пан умер час назад, не приходя в сознание.
С Павлом они дружили с детского садика. Вместе лазили за черешней в сад, рыли землянку, мастерили скворечники и рогатки, играли в футбол, соревновались в подтягивании на турнике. Вместе ходили к девчонкам на свидания. Они никогда не говорили о дружбе. Просто у них была настоящая дружба.
Как оказалось, злополучной ночью сломался передвижной подъемный кран. Пьяный крановщик увидел, что потекло масло на дорогу, но ничего не убрал, никого не предупредил, а уехал к своему дому. Солнце выжгло масляное пятно лишь через пару недель.
…Батя обернулся и увидел силуэт инспектора, ведущего беседу с водителем большегруза. Вскоре грузовик приблизился и последовал вниз. Мигая огнями, вся эта масса двинулась к мосту и удачно преодолела его.
Батя-Батыр вновь обернулся и увидел приближающегося инспектора, шел он широким шагом, всячески подчеркивая свой важный вид.
Мимо проехал второй автомобиль с огромным синим контейнером. Двигался он на малой скорости, но спустя минуту его стало заносить в разные стороны и затем понесло по дороге. Люди закричали, огромная машина врезалась в перила и опору переправы и разлетелась на куски, словно наехала на бомбу.
Инспектор застыл на месте. А затем судорожно начал искать рацию.
– Жаль, очень жаль, – сказал ему Батя, – мне безумно жаль, но вот поверишь, я, когда почкой чую, что быть беде, – лучше подождать.
Он быстро достал аптечку, закрыл кабину длинномера и побежал рядом с инспектором к месту аварии. Он знал, как дорога сейчас каждая секунда.
– Послушайте, нельзя же так непримиримо, зло, не прощая, говорить о давно умерших людях? – тонкий женский голос на железнодорожной станции в Чите был слышан хорошо. Оказавшись невольным соседом трех человек, ожидавших объявления своего рейса, я просто слушал их спор. По невероятному стечению обстоятельств, абсолютной случайности, они продолжили его уже в вагоне, где все мы оказались рядом.
– Вот вы, спортсмен, чемпион Советского Союза, ну должны понимать, что глупо обижаться за столетнее прошлое! Раскулачили вашего деда? Ей богу кино какое-то настоящее. Ну раскулачили, это же тысячи таких примеров было. Ну, сослали в Сибирь…
Время все перемололо, сравняло, ур-ров-в-внял-ло! Как вы вообще можете говорить об этом?
– Я говорю не о том, что было со мной. Если бы со мной было, – мужчина откашлялся и продолжал, – я бы, может, ничего не говорил такого. А за деда мне обидно, на всю жизнь обидно. Я знаю, выяснил, как все было. Он день и ночь работал, не покладая рук, его вся деревня уважала. И хлебороб, и кузнец, и лекарь – все умел. Шестеро детей они с бабушкой вскормили, вырастили, ничего не воровали, не обманывали. Одна вина, получается, была у них, что не жили в нищете, как их сосед, лентяй и пустой человечишка. Он, кстати, и написал на них писульку, когда НКВД им жизнь ломало. А они его, его семью столько раз от голодной смерти спасали…