1. Глава 1
Муж потребовал развода по совпадению ровно на седьмую годовщину нашей свадьбы.
Смотрит на меня враждебно:
— Ты дашь согласие, Карин, и я выплачу хорошие отступные. Начнёшь препятствовать расторжению брака — я всё равно добьюсь своего, только ты ничего не получишь, кроме того, что установит суд. Сходи к любому юристу, и тебе объяснят, что закон на моей стороне. У меня на руках заключения трёх разных независимых клиник, подтверждающих твоё бесплодие.
Я уныло киваю, а поднять голову уже нет сил.
Сердито фыркнув, муж — будущий бывший муж — чеканя шаг, стремительно покидает гостиную. Звук шагов отдаляется, вдали хлопает дверь его рабочего кабинета, и я остаюсь одна. Совершенно одна — в комнате, в жизни.
Я боком заваливаюсь на диван, подтягиваю колени к животу. Взгляд упирается в белизну потолка, и я чувствую себя опустошённой до донышка. Есть только пустота надо мной и бесконечная усталость могильной плитой навалившаяся на грудь. Даже дышать трудно. Берт правда думает, что в таком состоянии я могу хоть чему-то препятствовать? Изо рта вырывается рваный смех, больше похожий на чахоточный кашель. Я закрываю глаза, отдаваясь утешительной темноте.
Когда всё пошло не так?
Ответ где-то рядом, но я не понимаю, словно ответ прячется от меня за пеленой тумана, играет в злые прятки.
— Ты решила, что если будешь лежать сутки изображая больную, я изменю решение? Глупо, Карин. Приведи себя в порядок. Слушание через три часа.
Он не знает, что последнее время я почти всегда лежу?
Только я не болею.
У меня просто нет сил.
Потому что жизнь серая, и всё, что есть — это кромешная безысходность. Берт напрасно думает, что я буду чему-то препятствовать. Мне всё равно, буду я числиться его супругой или буду точно также лежать под одеялом в статусе разведённой.
Кое-как приподнявшись, я протягиваю руку. Пальцы подрагивают. Я неуклюже обхватываю стоящий на подносе стакан, и во рту заранее разливается горечь, но я делаю глоток. Горничная терпеливо ждёт. Она держится безупречно, её не в чем упрекнуть, только в глубине её глаз живёт брезгливость, адресованная мне. Я согласна — я действительно очень жалкая. Я глоток за глотком выпиваю жирный бульон с размоченными ржаными гренками. Едва ли такой еды достаточно, но больше в горло не лезет, и я позволяю горничной отвести себя в ванную, искупать, причесать, одеть и даже нанести макияж. Не ради красоты, а чтобы скрыть землистый цвет лица, мешки под глазами, сухость губ.
А ведь совсем недавно я была настоящей красавицей. Куда что ушло? Мне всего двадцать семь лет, совсем молоденькая, а чувствую себя древней старухой и иногда мелькает подленькая мыслишка, что здорово уснуть навсегда. Закрываешь глаза и… конец.
— Сносно, — заключает Берт, оценив старания горничной.
Он подаёт мне руку совсем как раньше, и мы спускаемся на улицу. Я иду медленно, и Берт недовольно поджимает губы, но не торопит.
Мы садимся в экипаж.
Тоже почти как раньше. Только раньше Берт не отодвигался от меня в угол. Чтобы не видеть, насколько я неприятна мужу, я отворачиваюсь к окну и невольно слежу за проплывающими за окном домами.
— Новый магазин? — удивляюсь я. Когда-то я обожала наряжаться.
— Уже год, — откликается Берт.
Я глубоко вдыхаю. Надо же, выезд подействовал на меня благотворно. Я давно не замечала за собой интереса к жизни.
— Когда у нас всё пошло не так? — внезапно для самой себя спрашиваю я и резко оборачиваюсь.
Непривычно быстрое движение стреляет в шее болью.
— Когда тебе стало лень, Карин. Посмотри на себя, во что ты превратилась. Ты была красивой, улыбчивой, лёгкой. Я был счастлив жениться на тебе. А стала как кабачок, растущий на куче мусора. Сколько раз я тебя звал пойти на премьеру, поехать в гости, побывать на выставке? И что я слышал в ответ? “Я не хочу”, “Я устала”, “В другой раз”. Сколько врачей ты прошла? Все как один утверждают, что ты здорова.
Нет, ответ неверный. Когда я отказывалась от премьер, со мной что-то уже было не так.
— Мне нужна помощь…
— Неужели, Карин? А напомни, который раз я это от тебя слышу? Я не пытался тебе помочь?
Пытался, да.
Но как-то безрезультатно.
— Я…
— Просто перестань ныть и плесневеть. Давай, сделай что-нибудь полезное. Сходи куда-нибудь, устрой благотворительный приём, раздай тряпки, которые на тебя больше не налезают.
А можно мне обратно под одеяло?
Нет, нельзя.
Экипаж останавливается, и Берт галантно подаёт мне руку, помогает выйти. Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Как давно я была на улице? Утром был дождь? На мостовой следы высыхающих луж и воздух сырой, наполненный запахами молодой травы. Я чуть приспускаю шаль и окунаюсь в весеннюю прохладу. Пожалуй, мысль посидеть на парковой лавочке, не вызывает отвращения. А вот мысль, что в парке нельзя оказаться по щелчку пальцев, надо добираться, и не важно, что на экипаже, убивает.
Я не успеваю решиться на прогулку, потому что Берт затягивает меня под серые своды тяжеловесного здания Суда, напоминающего мне древний могильник.
Мы пересекаем холл, поднимаемся по лестнице на второй этаж, и длинный коридор приводит нас к двустворчатым дверям с резным замысловатым орнаментом, обрамляющим изображение аллегории правосудия.
— Наконец-то! — восклицает выскочивший откуда-то сбоку приземистый шатен в клетчатом костюме. — Нас пригласят с минуты на минуту!
— Спокойно, Ганс. Мы здесь.
Я склоняю голову к плечу — это адвокат мужа? В последнее время я перестала запоминать имена и лица, в памяти остаются одни размытые кляксы.
За плечом Ганса топчется похожий на него парнишка, тоже в клетке. На шее, на золотой цепочке болтаются очки. Парнишка прижимает к животу пухлую папку, вероятно, с документами.
Двери распахиваются, и из зала раздаётся гулкий бас:.
— Суд приглашает на слушание господина Берта Дельси и госпожу Каринат Дельси.
Меня охватывает озноб. В ушах начинает звенеть, а в голове раздаётся папин строгий голос: “Не глупи. Берт надёжный и перспективный. Он будет хорошим мужем, он позаботится о тебе. С ним тебе никогда не придётся ни о чём беспокоиться”.
Мы входим в зал, останавливаемся у кафедры по центру.
В зале пусто, только на возвышении за массивным столом восседает судья и при нём секретарь.
2. Глава 2
Слово берёт адвокат Берта:
— Супруги Дельси, чьи интересы я представляю, желают расторгнуть брак в связи с подтверждённым и неизлечимым бесплодием госпожи Дельси.
Парнишка с золотыми очками, которые, кажется, висят на шее только для солидности, но лишь отдают дешёвой показухой, суетливо передаёт секретарю папку, едва не роняет и, смутившись, юркает за плечо… своего то ли отца, то ли дяди.
Секретарь относит папку к судье на возвышение, и тот лично её открывает, вдумчиво расстилает по столешнице поданные бумаги, среди которых обязательно должны быть заключения врачей.
