Глава 1
Весной, когда снег сошёл с сопок, старец Лазарь прибился, осторожно передвигаясь в старых валенках, в которых ноги жутко сопрели и на пальцах, сморщенных, открылись язвочки величиной в булавочную головку, к шикарному особняку, владел которым один из лесозаготовителей, для которых торговля лесом – это не служба вечной родине, но способ разжиться лёгкими деньгами, на которые потом будут куплены бесчисленные квартиры, машины и прочая завлекательная вещь. Особняк как орлиное гнездо высился среди тайги. Лазарь несколько раз обошёл вокруг, прежде чем постучать в свинцовую калитку.
-Эй, люди добрые! – воззвал протяжно старец, стуча палкой об медный набалдашник арки. В ключном проёме кто-то оставил инструмент отмычки, т.е. тот самый ключ, которым стоило открыть калитку, но Лазарь, благодаря богатому жизненному опыту никогда не шёл впереди паровоза, всегда просчитывая каждый свой шаг, каждый свой немаловажный поступок.
Калитку открыл также бородатый мужчина средних лет. Он вытаращил нагруженные чифиром яблоки глаз. Голос его был могуч, что хоть в церковный хор бери. Движениями суетными он представлялся сугубо человеком низких потребностей, но где-то в глубинах его важных черт читалась военная выправка.
-Да, слушаю – сказал он. Пуховик его слежался и от него пахло мышиной шерстью.
Старец сосредоточенно вгляделся в эти мутные глаза и откуда то из-за спины подул холодный ветер.
-На постояние пустите? -он хотел ещё добавить: "буду молиться зав ваши души", но не стал торопить события. Лазарь заметно продрог и собеседник напротив это заметил.
-А чё ж не пустить, если сам хозяин говорит: мы каждому рады, кто работы не пугается – и пропустил Лазаря во двор.
Пробежал от беседки к беседке заяц, петляя словно пьяный. Конь, запряжённый лёгкой старой телегой, стоял у сложенных дров. Пожухлая крапива, свесившая плетённые резучей травой, свесила свои головы и была опалена кое-де. Стоял старый нерабочий мотоцикл, около которого возился человек в занимательной ковбойке.
-Вы ко мне в каморку проходите – сказал мужчина и представился Виктором. Так и познакомились. Друг друга они нашли родственными душами. Говорили много и долго, иногда подходя к окну и смотря что там делается на воздухе. А весна была хоть и ранняя. но уже с бойкой красотой возмужавшей девушки.
В каморке горела печь. В кастрюле варился житкий суп, и рис, поднятый паром, вываливался на раскрасневшуюся стальное полотно.
Лазарь снял полушубок и стал снимать валенки. Пошёл неприятный дух, но хозяин даже не сморщился: в армии и не то повидал. Бывало, на учениях и крыс ели, и портянками сопли вытирали…Россия, чёрт побери!
-Теплеет нынче – произнёс Виктор. Его рыжие волосики прилипли ко лбу, делая его похожим на заезжего мага-волшебника.
Старец взглянул на икону святого Николая и сказал тихо, словно во сне:
-В Бога веруете?
Виктор перекрестился. Ответил также тихо:
-Грехи молодости замаливаю. Однажды девку соседнюю совратил. Семь лет давали. Теперь зону вспоминаю и водку глушу – он сел на табуретку и закурил вонючими сигаретами.
-Чем же девка тебе так приглянулась?
-Больно робкая она была, жизни боялась. Я её не хотел обидеть, но в процессе голову потерял – и в омут. После тюрьмы женился на вдовушке. Была она слаще тульского пряника после тюремных баланд. Я её подарками такими завалил, какие белый свет американский не видывал. Расцвела моя жёнушка как цветок аленький, а про этапы зековские даже и не спрашивала, а только говорила: "не пей. милый. а живи по Божески!" Прожили в печали и радости одиннадцать лет. А далее – импотенция (сказались невесёлые зоновские дни, наполненные страхом в костях и жилах). Стала жёнка изменять направо и налево, едва её не забил плетью до смерти. И ушёл сюда. В первых днях кошмары мучили, потом кровавым обливался, но потом попривык. Днём работа. а вечером радио. Телевизор не смотрю, труха там одна древесная гниль-перегниль…
И вспомнил старец Лазарь свою грустную жизнь и едва не закричал. У него зона, а у меня блуждание по матушке земле с дыркой в сердце.
-А хозяин этого богатого имения кто? – спросил он, убирая руки в карманы.
Виктор подал фотографию Лазарю.
-Вот он. Шестьдесят восемь лет. Миллионы долларов в банках, а жена – оторва, каких свет не слыхивал! Прилетит Михалыч на вертолёте своём, а она как была в чём мать родила, так к нему, после забав и пьянок, на шею. Целует и рыдает будто медведица. Весело живут: едят из серебряной посуды, пьют всегда минеральную воду, а я хлебаю такую ржавь из цистерны привезённой, что через день понос. Но, слава Создателю, нет геморроя.
Лазарю этот господин понравился. Вылитый волк. Такие до революции в России были, грызли кости пролетариата. Который их на парашу да на кол и посадил. Страшный у нас народ, злопамятный.
-Он меня примет в ваш двор? – спросил Лазарь.
-Поговорить надо. Вообще-то человек он хороший, но деньги своё дело сделали: пьёт он как и я. Я то пью по мужской слабости, а он – по женской. Я пью – собаки воют, а он пьёт – ружья бахают. Разница.
Виктор налил стакан самогона и выпил, не закусывая. Сразу захмелел.
-Михалыч скоро на повышение пойдёт: был он олигарх, а станет губернатором области. Во прогресс! Единомышленников у него – пруд пруди, но и врагов много. А ты не из них? – Виктор прищурился и грохнул по столу, так что из бутыли пролилось на стол и на пол. Захмелел как сивый мерин от свежего пойла.
Лазарь усмехнулся:
-Странник я. Бросил ученика – и в дорогу. Решил поменять своё бытие.
Управляющий затряс головой и закричал дурным голосом:
-Что странник, за это хвалю! А бытие – оно и в Африке бытие. В армии, бывало, где только черти не носили: и в болоте, и в берлоге спалось, но всё радость была, что рядом люди хорошие были. Ты, вижу, тоже человек что кувшин дорогой – везде сгодишься, с тобой можно в разведу пойти. Главное, в нашей жизни иметь сто друзей, а ста рублями кое-где подтереть вовремя. Жизнь многому учит тех, кто уши вовремя чистит да нос от соплей утирает.
Легли спать по разным углам. Где-то выли волки, но они никого не пугали. Ветер задувал стираное бельё, висевшее на флюгере. Ночь, звёздная и симпатичное как лицо младенца, веселила филина и сов, и странное чувство брало у сторожа этой заимки: все спять, а он сторожит. Но от кого? От самого себя. Вот такой курьёз!
