Да, этот рейс для меня выдался одним из самых тяжёлых, которые, наверное, были в моей жизни. Я чувствовал себя полностью вымотанным. Иногда возникало такое ощущение, что я был как отжатая тряпка. Меня оставалось только повесить на ветру, и я бы болтался на этом ветру без сопротивления и сушился.
Вот и сейчас «Кристина О» ошвартовалась в порту Ватерфорд. От устья речки до самого порта надо было идти ещё полтора часа вверх по течению. Иной раз я выходил из машинного отделения и вместе с Кразимиром, нашим поваром, смотрел на берега реки, перекидываясь незначительными фразами о том, как изменился облик окружающих холмов по сравнению с зимними пейзажами.
С тех пор, как я в декабре месяце приехал на судно, и по сегодняшний день рейс так и оставался неизменным: Авенмаус – Ватерфорд. И вот в этом Ватерфорде сейчас опять стоит ошвартованная «Кристина О». Я сидел в ЦПУ и ждал команды об окончании швартовки. Наконец-то я получил команду с мостика: «Отбой».
Как всегда, Володя, наш новый капитан, он приехал из Питера, бодрым голосом скомандовал:
– Ну что! Машине отбой. Выводи главный. Приготовь всё к стояночному режиму. Продолжительность стоянки – неизвестна.
Я приподнялся с кресла, подтвердил принятие отбоя и пошёл останавливать насосы, обеспечивающие ходовой режим.
Поставил главный двигатель на обогрев, дождался, пока компрессор подкачает воздух в баллоны. Убедился, что котёл запустился в автоматическом режиме. И всё. Я могу спокойно покинуть машинное отделение. Контроль над работой механизмов в моё отсутствие будет осуществляться автоматикой.
В машине уже делать было нечего. Я поднялся в ЦПУ. Сел в своё знаменитое кресло и закурил. Немного передохнул, поднялся на две палубы выше и вышел на главную палубу.
Судно стояло у причала контейнерного терминала. Он был весь полностью огорожен колючей проволокой, только вдоль причальной линии можно было выйти за пределы этого терминала. Все контейнеры стояли внутри этой колючки.
Я посмотрел на небо. Погода была чисто английская. Низкие облака, из которых временами сыпал мелкий и противный дождик. Над гребнями ближайших холмов висел туман. Такая хмарь, что она как раз была под стать моему паскудному настроению. На душе было муторно. Всё вокруг уже настолько опротивело, что я не знал, куда бы себя деть.
Но тут с мостика, грохоча по трапам рабочими ботинками, спустился Володя. Он, как обычно, был весел и доволен.
– Что не весел? – походя спрашивает он меня.
А я, понимая, что вопрос задан просто так, для проформы, пропыхтел:
– А что тут веселиться? Встали и ждём неизвестно чего.
Но он, так же бодро и весело, скалясь своей белозубой улыбкой, ответил:
– Сегодня никаких грузовых операций не будет. Суббота! Так что ждём понедельника. Он-то нам точно принесёт какие-нибудь новости.
«Вот и слава богу, – подумал я, – хоть этой ночью можно будет поспать спокойно в своей кровати».
Я посмотрел на Володю. А он уже и забыл, что только что говорил мне. У него уже были какие-то свои мысли.
Мы с ним прошли на противоположный борт. Встали, опёрлись о планширь фальшборта и стали тупо глядеть на серую воду реки, по которой только что подошли к причалу. На противоположном берегу виднелись какие-то разрушенные старинные строения, около которых плавали лебеди. Полюбовались на этих лебедей. Всё-таки какая это грациозная птица.
Немного помолчав, говорю Володе:
– Пойду я прогуляюсь по берегу. Тоска меня заела.
Он понимающе посмотрел на меня и говорит:
– Пошёл бы и я с тобой тоже погулять. Но есть и другие дела. Ладно, иди один, а я займусь бумагами, чтобы хоть вечером немножко отдохнуть. Ты там с прогулкой не очень-то задерживайся. Я заказал агенту пузырёк. Он скоро его привезёт. А филины уже готовят барбекю. Так что посидим здесь под тентом, пропустим по надцать граммулек на зуб, – так же скалясь и улыбаясь, проинформировал он меня.
– Спасибо. Попробую не опоздать, – уже веселее ответил я и двинулся к трапу.
Филиппинцы как раз только что закрепили трап, по нему я и сошёл на причал контейнерного терминала.
Я вышел на причал, прошёл мимо колючки, затем вдоль старинных полуразрушенных строений. По всей видимости, это были когда-то очень хорошие дома состоятельных людей. Им, может быть, было лет по 200—300. А сейчас от них остались только стены. Межэтажных перекрытий и крыш уже давным-давно у них не было. Внутри стен были только заросли крапивы, чертополоха – и больше ничего.