Первая часть дилогии называется "Нельзя влюбляться. Часть 1".
Тимур
— Зоя, давай поговорим. Пожалуйста, ответь мне.
Отправляю Рощине очередное сообщение с нового номера. Я уже сбился со счету, какое. Может быть, сто пятое, может быть, триста пятое. Старый номер она заблокировала и кинула в "ЧС", поэтому оттуда никак не прорваться в эфир.
Да и с нового, я смотрю, эффекта никакого. Уже склоняюсь к мысли, что нужно повторить взятие штурмом неприступной крепости по имени "Рощина Зоя". Ехать к ней домой и ждать, пока она выйдет хотя бы на балкон. А может стоит уже прибегнуть к крайним мерам и похулиганить — залезть к ней через окно. Подумаешь, пятый этаж...
Не выдерживаю и набираю Зою. Ожидаемо не берет. Чего я хотел после того, как стерва Марьяна тупо слила аудио из нашей с Зоей переписки. И ведь нашла же компромат, не поленилась облазить мой телефон вдоль и поперек.
Когда это случилось?
А тогда, когда я побежал за Зоей, забыв про свой рюкзак с телефоном и другими вещами. Марьяна поспешила воспользоваться моментом.
Небось, спала и видела, как мстит мне за то, что я отшил её самым грубым образом.
— Все услышали? — ухмылялась эта обезьяна с гранатой, наслаждаясь своей минутой славой.
Еще бы, вся группа выпала от шок-контента: то тут, то там начали проносится взволнованные шепотки. Стас, так вообще, выпал в осадок.
А вот Зоя…
Еще никогда я не видел её такой разбитой, морально униженной. В ее глазах застыло выражение ужаса, стыда и предательства. Последнее явно было адресовано мне, кому же еще.
Ведь об этой записи знал только я. Это был мой маленький козырь, которым я, каюсь, весьма неплохо шантажировал ботаничку.
Но в один момент все изменилось, перевернулось с ног на голову настолько, что я забил и на наш уговор, и на то, что могу вылететь из универа по воле матери Зои, Людоедовны.
Мне была важна лишь она. Зоя.
Но вот Марьяна, кажется, была злопамятней, чем я думал. Я недооценил её коварство, раз она прибегнула к подобному — выставила на всеобщее обозрение запись, где ботаничка буквально признается в любви женишку родной сестры.
До такого могла додуматься только Ивашкина. С одной стороны, это офигенно тупой план, потому как моральная сторона напрочь отсутствует. Им можно руководствоваться только если хочешь мести ради мести — после такого вряд ли стоит рассчитывать, что я буду с ней.
С другой стороны, он гениален в своем коварстве. Марьяна выбрала идеальное время для того, чтобы убить всех возможных зайцев, потому как эту запись услышала даже Людоедовна. Она стояла за мной в тот момент, когда Марьяна ставила на повтор запись.
— Что тут происходит? — не понимающе протискивается мимо меня, а я пропускаю её вперед, хотя лучше бы не делал этого.
— Ой, вы как раз вовремя! — совсем уже мерзко скалится Марьяна и жмет на кнопку воспроизведения.
«…Все из-за Стаса! Кто такой Стас? Это… это самый лучший мужчина в мире… и он… боже, он жених моей родной сестры. Я так сильно в него влюблена, что хочу сбежать с ним на край света. Вот не смейся, Вика, возьму и расстрою им с Надей помолвку…»
У Людмилы Рудольфовны глаза на лоб лезут, и я не могу её осуждать. Я сам, когда впервые услышал это от Зои, решил, что полный зашквар.
Но потом… Да потом до меня доперло, что девчонка еще никого никогда не любила, и что эта её почти детская влюбленность Стаса, жениха Нади, не имеет ничего общего с настоящим, взрослым чувством. Так, баловство на уровне обожания кумира, какой-нибудь поп-звезды типа Тимоти Шаламе или Тома Харди. Не в курсе, от кого там сейчас у девчонок срывает башню?
Понять-то понял, но было уже поздно. Боржоми не помогал, ибо почки отказали полностью.
— Что ты делаешь??? — я кинулся к Марьяне первым, пытаясь выдернуть из ее рук телефон.
Не хватало, чтобы она еще по чатам эту запись разнесла. Хотя, как по мне, самое страшное уже случилось.
— Что за балаган вы тут устроили?! — срывается Людоедовна.
Она выглядит одновременно и растерянной и злой, наверное, поэтому не знает, к кому конкретно обращаться.
— Отдай, дура! — мне удается разжать пальцы Ивашкиной и забрать сотовый.
Поворачиваюсь к Зое, которая стоит так, словно превратилась в каменное изваяние. Ведь даже слезы в ее глазах застыли.
— Зоя, это…
— Нет, — мотает она головой, опомнившись. Очнувшись из своего короткого сна, кошмара. — Не смей. Ничего не говори.
И прежде чем кто-либо из нас успевает что-нибудь сделать, срывается и убегает из аудитории.
— Зоя! — кричит ей вслед Людоедовна. — А ну вернись!
Но она не вернется, я это прекрасно понимаю. И я сейчас не только о том, что она убежала прочь из кабинета.
Однако я не могу оставить ее в таком состоянии. Вряд ли Зоя захочет меня видеть, вряд ли захочет поговорить, но, как бы там ни было, бегу вслед за ней.
Бегу, ругая себя на чем свет стоит. Этот промах будет стоить мне очень дорого. Ведь я влюбился в ту, в кого не должен был влюбляться.
И, кажется, сейчас в шаге от того, чтобы потерять её…
***
Зоя
Ярцев Тимур. Человек, который растоптал меня, буквально у всех на глазах проехался катком по моей гордости. Я уверена, что такого позора стены нашего университета еще не видели.
"Малышка, спустись на землю! Мне нужно получить «трояк» от Людоедовны и дело с концами"
Получил и свалил в закат. Ну как свалил, видимо, решил напоследок надо мной поиздеваться. Вместе со своей Марьяной, будь она не ладна.
Не просто поиздевались, они жестко подпортили мне жизнь.
Как вспомню тот ужасный день, мурашки по коже. Для стервы Ивашкиной нет ничего святого, раз она вытащила на свет чужое грязное белье. Как оказалось, для Ярцева тоже.
— Станислав Олегович, вы не против, если я, как актив группы, сделаю небольшое заявление? — Я даже предположить не могла, что стоит за этой, казалось бы, простой просьбой Марьяны.
Подумаешь, решила повыпендриваться и покрутиться перед всем потоком?
— Да, делай, — протянул удивленно Стас, которому было не до этого. Сегодня он был сам не свой.
Говорил о какой-то проверке и прессинге со стороны деканата, когда я подошла к нему за консультацией по проверочной работе. Мне всего лишь хотелось узнать, все ли с ним в порядке, ведь мы не виделись почти с того самого дня, как вытащили его из лап плохих парней.
Однако Марьяне приспичило устроить шоу.
— Так как дело касается вас, Станислав Олегович, будет правильнее, если вы сами все услышите. Вживую.
От ее обманчиво-приторного голоса стало не по себе.
А дальше...
Та самая запись, которая была лишь у одного человека. Чувствую, как спина покрывается неприятными мурашками, как стынет кровь в жилах. Оглядываюсь на студентов, к слову, сегодня здесь не только наша группа, весь поток, Карл! Они все слышали: по аудитории проносится гул, шепоток, местами даже смех. Переглядываются, переговариваются.
