Плотная, наполненная дождевыми струями тьма, ложась на стекла, превращала их гладкость в подобие хрустальной грани: сливающиеся и разбегающиеся капли дробили отражения рекламных, фонарных, светофорных огней, точно в калейдоскопе. Когда Рита была маленькая, мама подарила ей картонную трубочку с цветными стеклышками. Сначала волшебные узоры увлекали, потом стало страшно. Мама высыпала стеклышки на ладонь – смотри, тут совсем нечего пугаться! Но маленькая Рита рассердилась, швырнула игрушку в угол, да еще и ножкой по ней топнула.
Кажется, это было еще в России. Так далеко, как будто в другой жизни, от которой в памяти не осталось почти ничего. Только вот этот калейдоскоп, да еще сугроб возле дома. В шубе, шапке, валенках и еще миллионе одежек даже стоять было неловко и тяжело, не то что двигаться. Рита плюхалась в сугроб – он казался мягким и очень холодным, даже через рейтузы. Мама поднимала девочку, отряхивала и говорила, что на снегу сидеть нельзя, что она опять простудится, и вообще это очень вредно.
Рите и сейчас иногда казалось, что она все еще сидит в том сугробе. Шуба тяжелая, неудобная, шарф кусает за подбородок, завязки шапки почему-то лезут в рот, сугроб мягкий, безопасный и очень, очень холодный.
Хотя за двадцать лет Рита, пожалуй, уже и забыла, какие они – сугробы. В Израиле снега не бывает. Если зима – значит, дождь. Такой плотный, что даже при плюс десяти кажется ледяным. Рита поежилась. Может, заехать в какое-нибудь кафе? Спросить горячего чаю – не потому что хочется именно чаю, а потому что можно сидеть, обхватив чашку, и чувствовать, как понемногу оживают заледеневшие ладони.
Руки мерзли всегда. Андрей, растирая их, всегда смеется – что за врач с холодными лапами? Раньше Рите нравилось чувствовать, как под его пальцами ладони наполняются живым теплом. Нравилось отшучиваться: руки холодные – сердце горячее. Сейчас стало все равно. Давно пора сказать – прости, дорогой, давай разойдемся, как цивилизованные люди, было и прошло – но все как-то неловко. Все-таки не один год вместе – хоть и живут порознь, но встречаются чуть не каждый день, и профессия общая, хотя Рите еще доучиваться. И не ссорятся никогда. Прямо образцово-показательная пара – как тут разойтись? Уж лучше бы поссорились!
Ладно, не надо никакого кафе, до дома осталось совсем немного. Рита пошевелила пальцами на руле. Машину подарили на двадцатилетие родители. Хотя какие они родители? Девушка привычно усмехнулась. Ну вырастили, конечно, да. Но это ведь не потому что любили – выбора не было. Ребенок – не котенок, на помойку не выбросишь. Осудят. Вот и заботились. К тому же всегда изо всех сил подчеркивали, что между ней, Ритой, и Тамар – нет никакой разницы. Тамар – квартиру и машину, значит, и Рите тоже. Правда, Тамар решила, что ее призвание – армия, приезжает редко, так что квартира собирает пыль, а машина скучает в гараже, – мстительно подумала Рита. Но это ведь ничего не меняет: поровну – значит, поровну. Вот и устроили аттракцион неслыханной щедрости. Только ведь… им ради этого рубашку последнюю с себя снимать не пришлось.
И все же, все же, все же… Если бы она, Рита, могла для них – даже не в ответ, а просто так – что-то сделать… Чтобы уже не думать: я – бесчувственная неблагодарная свинья. Но им не нужно ничего, у них все есть. Она сморгнула неожиданно набежавшую слезинку – вот еще фокусы!
Машину мягко тряхнуло. Рита резко нажала на тормоз. Неужели сбила кого-то? Но ведь дорога пуста? Или кто-то был? Такой ливень, что и не разглядишь.
Девушка выскочила из машины, огляделась и облегченно вздохнула: никого. Пустой асфальт зеркально блестел. Только… чуть сзади и ближе к обочине среди стеклянно-влажного блеска виднелась темная кучка.
Мимо равнодушно пролетали нечастые в это время машины. В мгновенно налетающем и пропадающем свете их фар Рита разглядела широко раскрытый, мутноватый, очень мертвый глаз, оскаленную пасть, судорожно вытянутые лапы… «Кошка! Господи, я ее убила!»
Дождь заливал глаза, нос, рот. Как слезы. Бегут, и не остановишь. Рита слизнула с губы каплю и удивилась – не соленая. Вместо того чтобы вернуться в машину, девушка почему-то опустилась на мокрый асфальт рядом с маленьким скорченным тельцем. Что-то тут было не так.
Преодолевая ужас, она протянула руку и коснулась мокрой, слипшейся острыми «перьями» шерсти. Под «перьями» ощущалось что-то странное, деревянно-твердое, безнадежно окоченевшее. Рита, борясь с нахлынувшей тошнотой, судорожно сглотнула. Несчастная кошка была мертва уже давно, ее сбил кто-то другой, а Рита просто зацепила колесом уже застывшее тело.
Сквозь плотный шелест ливня и шум пролетающих машин пробился слабый писк. Девушка зашарила руками по мокрому асфальту, попала в лужу, опять наткнулась на мокрые мертвые «перья». Вздрогнула, вытащила телефон – его слабого света не хватало. Писк повторился. В бардачке ведь должен быть фонарик! Рита метнулась к машине, щелкнула панелью, нащупала в нише увесистый металлический цилиндр, нажала кнопку…
В метре от мертвой кошки копошился крошечный черно-белый комочек. Пытался подняться на подгибающихся лапках, беспомощно разевал розовый ротик и плакал. Жаловался? Звал на помощь?
– Эх, малыш! – Рита сама уже чуть не плакала. – У вас тут гнездышко рядом, да? Мама ушла на промысел и не вернулась, а ты кинулся ее искать? А где твои братики и сестрички?
Она посветила вокруг – нет, никого. Подхватила тощенькое, неожиданно горячее тельце, прижала к промокшей насквозь водолазке.
– Ну что, поехали? – Рита неожиданно улыбнулась. Вот теперь у нее наконец-то есть семья. Есть кто-то, о ком ей нужно заботиться, кто без нее пропадет. – Ничего, малыш. Вместе не пропадем, да? Сейчас приедем, согреемся, поедим. Ты наверняка голодный.
Кормить-то его чем? Совсем малютка, едва глазки открылись. Нужно молока купить. И лакать он, наверное, еще не умеет.
Девушка кое-как обтерла малыша найденными в бардачке салфетками, свернула свою курточку на пассажирском сиденье, постелила туда валявшийся сзади платок – шелковый, скользкий, но сухой! – уложила в получившееся гнездышко котенка. Он снова запищал, пытаясь выбраться.
– Холодно тебе так? Эх, бедолага! Ну давай по-другому.
Рита завернула найденыша в платок, надела курточку, застегнула «молнию». Курточка была коротенькая, пояс плотно охватывал тонкую талию. Девушка сунула котенка за пазуху. Он завозился, устраиваясь поудобнее – крошечные коготки сквозь тонкую водолазку щекотно царапали кожу – но пищать сразу перестал.
– Вот так-то лучше будет, да? И тепло, и не вывалишься, – она опять улыбнулась. – Только не возись сильно, мне машину надо вести, понял? Ты же хочешь побыстрее домой?
