Алюминиевая труба двенадцать миллиметров диаметром, блестящая от масла, до упора скользнула в похожее на нору углубление. Ладонь в левой рукавице щелкнула переключатель вверх, станок вздрогнул, труба, спрятанная наполовину, встрепыхнулась и замерла. Кулак в правой рукавице, костяшкой стукнул по красной кнопке в желтой прямоугольной оправе и отпрыгнул к аварийному стопу. Загудев, зашевелившись, станок с воем начал втягивать в себя трубу. Ву-у-у-у. Стоп. Зашипела гидравлика в шлангах, и алюминий начал гнуться под шестьдесят градусов. Снова стоп. Поворот на семьдесят градусов. Задний конец трубы выглянул, поднялся и жалостно посмотрел вверх и в бок на идущую под крышей линию окон. И снова гидравлика и гибка. Алюминий ни стенал, ни кричал, а молча и послушно принимал форму, к которой его безжалостно склоняли. Ролики завертелись, втянули трубу еще внутрь, пока снаружи не остался торчать едва заметный конец. Как беличье колесо, только в сто раз медленнее, труба начала вращаться, пытаясь на месте убежать от наплывающего, точно нос корабля, резца. Стальная вершина на чугунном теле царапнула вращающуюся серебристо-белую поверхность: З-з-ын. З-з-ык. Зы-ы-ы-и-и-и… Под протяжный свист металла, подпрыгивая, полетела стружка. Конец трубы отвалился как плевок. Станок погудел и умолк. Плоский напильник прошелся по внешней кромке, снимая заусенца. Круглый – по внутренней. Рукавица щелкнула переключатель вниз, и конец трубы чуть провалился вниз между разъехавшимися прижимными оправами. Сафронов Алексей – высокий, крепкий мужчина с чуть выпирающим твердым животом отнял трубу у станка и на глаз оценил проделанную работу. Довольный ею, он со звоном положил трубу на подпорки и взял новую прямую. Снова все застонало и заскрежетало. Снова согнулся алюминий.
– Ах, зараза! – выругался Алексей и дал кулаком по аварийному стопу. Переключатель щелкнул вниз, торчащая труба со вздохом опустилась. Ладони в рукавицах вытащили ее из разжатых губ. На месте сгиба металл сжевало.
– Тьфу ты! – плюнул Алексей. Посмотрел по сторонам, нет ли где начальника, и спрятал трубу за шкаф рядом: потом что-нибудь придумает. Затем с прищуром подкрутил циферблаты станка и сунул в «нору» новую трубу. На этот раз все прошло удачно.
Размеренно, не спеша, Алексей согнул пятнадцать труб и сквозь гудение и стук цеха свистнул погрузчик. Жужжа, подъехал Серега, ткнул пальцем в трубы, кивнул и, расширив вилы до максимума, подцепил груз легко и непринужденно. Задом, неторопливо сдал назад и, развернувшись, покатил к воротам.
Сафронов шваброй подмел свой участок, совком подцепил перемешенную с грязью стружку и высыпал получившуюся кашу в корыто. Затем протер станок, выключил его и пошел в курилку. В ожидании обеда в каморке в центре цеха собралось половина бригады, одни мужики, почти все пенсионного возраста. Сидели и молдаване, которые обычно держались отдельно. Как всегда за столом играли в дурака: трое одной колодой, трое – другой. Остальные либо смотрели, либо дремали, либо читали газету в залатанных роговых очках.
– Твое. И это твое. А это тебе на погоны. – Тощий старик с лицом похожим на череп, положил две шестерки на плечи Кузьки и похлопал того по щеке. – Ниче, ниче, генералом скоро будешь.
Кузька обиженно убрал чужую руку от лица и снял «погоны» с плеч.
– Конечно, выиграл. Ты карты считаешь.
– А если и так? – сказал старик, склонив голову на бок и расставив руки, – кто же запрещает?
– Вон, Леха пришел, с ним играй. Ну, вас… – Кузька встал, уступая свое место мастеру гибки. Алексей, подтянув штаны, быстро, пока какой-нибудь расторопный не занял освободившееся место, переступил и сел на лавку.
– Что Лешемсм, готов дураком остаться? – Старик, которого, не смотря на возраст, все называли Сашкой, улыбался. Его прищуренные, хитрые глазки следили за новым игроком напротив, в то время как руки быстро тасовали карты. Смотреть, как его пальцы дробят колоду и вертят ее частями, как им заблагорассудится, было одно удовольствие. Настоящее представление, которое гипнотизировало всех в каморке.
– Дураком не останусь, коль не дурак, а вот с дураком – могу, если продолжишь языком чесать, вместо того чтобы карты играть.
Сашка заулыбался, открывая голубоватые зубы. Колода, разбитая на четыре части, зажатая между указательными, средними и безымянными пальцами, как по волшебству с хлопком соединилась воедино. Сашка протянул карты на ладони, и Алексей потянулся снять, но раздающий опередил его, сам большим пальцем поделив колоду на две равные стопки. Положив верхнюю под нижнюю, Сашка принялся метать, как Мишка, молодой бригадир, оставшийся на заводе после практики, сказал:
– Давай двое надвое.
Сашка выпрямился.
– Ну-у-у, Мишунь, так дело не пойдем. Я уже раздавать начал. Давай со следующего кона.
– Ничего не начал, – ответил Михаил. – Ты только Лешке и Вовке кинул, а следующий я иду.
Сашка смотрел и не знал, что сказать.
– А он уж карты себе натасовал, вот и не хочет, чтобы ты присоединялся, – сказал Кузька, у которого к лицу от сигареты поднималась тонкая струйка дыма.
Сашка зло зыркнул на него, но Кузьма не отвернулся.
– Ладно, – сдался Сашка, – раз так хочешь, – и стал раздавать на четверых.
Козыри были бубны. Хищная птица на круглом щите глядела на них из-под колоды. Все посмотрели на нее, но вида никто не подал. Туз – еще не победа.
– У меня шестерка, – сказал бригадир, выставляя напоказ низший козырь.
– Ходи, ходи, – сказал старик, группируя по мастям карты в левой руке.
Михаил пошел с шестерок, и Сашка взял не задумываясь. Мастер гибки и Вовка подкинули ему.
Алексей пошел русым валетом с копьем в руках.
– Вон, с каких карт ходит, – сказал Сашка, кивая на валета, – куда там натасовал…
Вовка отбился круглолицей дамой с петлями жемчуга вокруг шеи. Алексей подкинул еще одного валета. Михаил кивнул. Вовка отбил бубновой семеркой. Алексей подкинул крестовую семерку. Те, кто стояли вокруг стола подвинулись ближе. Игра обещала быть интересной. Так и оказалось. За двадцать минут сыграли шесть конов. Три раза выиграли Сашка с Вовкой, три – Лешка с Мишкой. Подошло время обеда. И из коморки вышли те, кто не стал досматривать, чем все закончится, но были и те, кто решил остаться, не смотря на законный перерыв. Колоду уже всю разобрали. Козыри были пики. У Алексея на руках оставались семь карт, у Вовки и Михаила по пять, а у Сашки одна. Тот держал ее на столе рубашкой вверх и под ладонью. Ход был Лешкин. Начал он с шестерки червей.
– У-у-у, – завыл Сашка, – у Лешемсема еще эти не ушли, сдавайтесь, и пойдем обедать.
