На свои 68 лет она не выглядела, те, кто не знал ее возраста, давали ей 58. Небольшого роста, с хорошей фигурой, ухоженная. Прямой греческий нос, карие глаза, тонкая кость и красивые руки придавали ей аристократизма, хотя родом она была из обычной деревни в Смоленской области. Она походила на девочку-подростка. Когда, бывало, она шла вечером уже в сумерках на озеро купаться, иногда шедшие сзади молодые парни путали ее с девушкой и даже предлагали познакомиться. Она оборачивалась, и парни, увидев ее лицо, сильно конфузились, извинялись и быстро ретировались, а она, счастливая, шла дальше. Звали ее Эвелина Федоровна. Для русской деревни имя совсем не типичное, но в годы, когда рабоче-крестьянская страна боролась с тяжелым царским наследием, ломала многовековой патриархальный уклад, такое имя у передовых рядов советского крестьянства, наверное, было неким символом борьбы.
Эвелина Федоровна намного пережила своего мужа, который умер уже лет двадцать как. Точимый хроническим недугом, не то сердца, не то почек, он принял смерть как долгожданное избавление, и Эвелина осталась одна. Сын ее, давно выросший, жил в своей отдельной квартире с женой и сыном. Сначала он работал на невысоких должностях в торговых организациях, которые обеспечивали падающую, но все еще живую отечественную промышленность какими-то химическими реагентами. После двадцати лет работы, уже ближе к пятидесяти годам, Георгий, так звали сына Эвелины Федоровны, открыл собственное дело по поставкам реагентов, и у него началась другая жизнь. Появились деньги, которые он постоянно вкладывал в дело, расширяя его. Появились и излишки, не представимые в прошлой жизни, а теперь с легкостью образовывающиеся в течение месяца в объеме его прежней годовой зарплаты. Раньше, когда денег не хватало, Георгий иногда брал у матери в займы без определенного срока возврата. Мать никогда не отказывала ему, хотя деньги, которые она отдавала, доставались ей достаточно тяжело – репетиторством. Эвелина Федоровна всю жизнь проработала преподавателем английского языка в институте. В последние двадцать лет она весьма хорошо поправила свое произношение, которое как и у подавляющего большинства педагогов в бывшем Союзе, у нее сильно хромало. Появившуюся с развалом Союза возможность выезжать за границу, она использовала с максимальной пользой для себя. Поездки по обмену, практиковавшиеся в 90-х и оплачиваемые принимающей стороной, дали возможность общаться с непосредственными носителями языка, поэтому, когда пришел срок уходить с кафедры, теперь уже университета, ее родной институт к этому времени по новой моде уже переименовали, Эвелина Федоровна не осталась без куска хлеба. Свободный график пенсионера и устойчивый спрос на ее услуги позволял выбирать учеников вблизи от дома, иногда, правда, поступаясь деньгами ради собственного удобства. Впрочем, ее скромные запросы и не требовали от нее сверхзагруженности. Бывали у нее достаточно проблемные ученики, обычно так называемые "новые русские" или их дети, которые хотели за свои деньги получить знание английского языка. Они не учились, они хотели купить владение языком. После нескольких попыток помочь этим людям в освоении английского, она положила себе за правило никогда больше не брать таких учеников.
В конце 90-х она скопила тысячу долларов, по тем временам сумму значительную, и купила старый дом в деревне в Псковской области, куда выезжала на лето отдыхать. Здесь она обычно проводила три летних месяца в режиме дачницы из интеллигентской городской среды. Еще крепкий дом простоял несколько лет без людей. Хозяйка умерла года за три до того, как Эвелина Федоровна купила его у наследников. Баню топили по-черному, что уже было экзотикой. Эвелина Федоровна даже пару раз мылась в ней, но попариться нормально у нее так и не получилось. Баня была такой старой и разваливающейся, что полноценно пользоваться ею было опасно, поэтому Эвелина Федоровна просто подтапливала ее, чтобы нагреть воду в большом закопченном алюминиевом бидоне с оторванной крышкой, в каких раньше перевозили молоко.
Деревня стояла меж трех непохожих друг на друга озер. Они находились на разных уровнях, и во время дождей или весенних паводков вода из переполненного Верхнего озера через короткий перешеек перетекала в Нижнее, а из Нижнего, уже по руслу ручья, в Плаксу. В Плаксе уровень всегда был одинаковый, и куда уходила пришедшая из двух верхних озер вода не знали даже аборигены, которых на всю некогда большую деревню осталось четыре дома. Плаксой озеро прозвали за то, что в нем периодически тонули люди. Само по себе небольшое, почти круглое, переплыть которое можно было за десять минут хорошим кролем, таило в себе холодные ключи, из-за чего вода в нем слоилась по температуре. Наверное, поэтому в этом озере часто тонули люди.
Эвелина Федоровна имела обыкновение по утрам купаться на Нижнем озере, а вечером в Плаксе. В Верхнем озере никто не купался, говорили, что там живет какая-то мелкая живность, которая кусает кожу, и на ней образовываются маленькие волдырики, которые плохо заживают. Никто не хотел испытывать это утверждение на себе, поэтому в Верхнем только ловили рыбу, а легенда про подводных мошек оставалась неподтвержденной.
