— А потом он сказал, что моя рубашка будет гораздо
лучше смотреть на полу, а не на мне, и буквально сорвал её с меня!
— раздалось приглушённое хихиканье, и второй голос ответил:
— Надеюсь, мне тоже когда-нибудь повезёт надеть не ту рубашку на работу.
Глубоко вздохнув, я вошла в кухню, старательно игнорируя брошенные в мою
сторону взгляды. Жалость. Вот что я вижу последние годы в «Медкорт» —
одном из ведущих фармацевтических холдингов страны, который возглавляю. А ещё
слышу постоянные разговоры о связях моего мужа. Да, он спит со всем, что
движется, кроме меня.
Коротко поздоровавшись, девушки поспешили из кухни, продолжив разговор, едва
вышли в коридор. Пусть. Пусть обсуждают, мне не привыкать. Это даже перестало
трогать. По крайней мере, внешне. Я поймала своё отражение в стекле дверцы
шкафа напротив, и беззвучно вздохнула, машинально поправив несуществующую прядь
волос, выбившуюся из идеально уложенной причёски.
Ледяная сука. Так «ласково» называл меня Рома, когда снисходил до разговоров.
Что ж, хоть в чём-то я преуспела. Прятать эмоции под непроницаемым панцирем
безразличия и спокойствия. Присмотрелась внимательнее, пытаясь найти хоть один
изъян в безупречном дневном макияже. Нет, всё было превосходно. Светло-зелёные
глаза слегка подведены, ресницы, густые и длинные, прокрашены превосходно.
Светлые волосы лежат волосок к волоску. Одёрнув пиджак, я удовлетворённо
кивнула себе и потянулась к кофеварке. Секретарь, умчавшаяся за документами на
нижние этажи, лишила меня возможности пить кофе в своём кабинете и не слышать
сплетен о муже.
В сегодняшнем дне не было ничего необычно, как, впрочем, и в сотне остальных,
похожих один на другой. Мой кабинет, просторный, отделанный в стиле хай-тек с
обилием хромированных и стеклянных поверхностей всегда был полон света —
витражное окно во всю стену позволяло наблюдать за жизнью города, не вставая
из-за стола. И в нём я почти всегда чувствовала себя невероятно одинокой…
Вернувшись к себе, я села в кресло и задумчиво постучала ногтями по столу.
Сегодня должны были принести отчёты из лаборатории. Лазурин, наблюдавший за
разработкой новой вакцины, обещал потрясающий прорыв. Работа захватывала,
заставляла погружаться с головой, выгоняя все лишнее мысли. Которые
возвращались, стоило вернуться домой. В нашу квартиру.
Подарок на свадьбу. В ушах до сих пор звучал голос деда:
«Счастливое семейное гнёздышко». Да, в тот день мне тоже так казалось. Невольно
покосившись на фото в рамке, я провела по нему пальцем.
Наверное, это единственная фотография, где мы искренне улыбаемся, стоя рядом. Рома
обнимал меня одной рукой, а в другой держал бокал с шампанским. Его глаза,
обычно походившие на ледяное озеро, кристально чистое и обжигающе холодное,
искрились весельем. Густая каштановая чёлка падала на лоб, и, помню, я убирала
её весь вечер, лаская кончиками пальцев острые скулы, игриво задевая уголок
чувственно изогнутых губ. Тогда мы целовались. Много, часто, под всеобщие крики
одобрения. И я казалась себе самой счастливой женщиной на свете.
А потом пришла правда. Горькая и чудовищная. Когда двери номера люкс в
«Хилтоне» закрылись и мы, наконец, остались одни. Куда делась нежность, с
которой он смотрел на меня все эти месяцы до свадьбы? Рванув бабочку, на
которой сам так настаивал, обсуждая с моей мамой выбор наряда, он раздражённо
скинул мои руки, пытавшиеся его обнять, и процедил:
— Неужели этот фарс подошёл к концу?
Помню, я ещё попыталась пошутить, что на свадьбе тяжелее всего приходится
жениху и невесте, когда наткнулась на холодный насмешливый взгляд.
— Думаешь, я говорю это от усталости? — Рома прошёл к бару и плеснул
себе джина. Затем бросил два кубика льда и задумчиво помешал их. Поднял на меня
глаза, родные, любимые глаза, в которых я тонула день за днём, мечтая об этой
ночи. — Ты так ничего и не поняла, верно? Что ж, так и было задумано.
Иначе нам не удалось бы сыграть так правдоподобно.
— О чём ты говоришь? — Я действительно всё ещё не понимала. Не
понимала, откуда взялся этот циничный тон, почему мой Рома смотрит на меня с
жалостью и насмешкой.
— О нашем браке, Алина, конечно же, о нашем браке. «Слияние двух
корпораций, золотой мальчик и бриллиантовая девочка, свадьба года!» — он
цитировал заголовки газет, что освещали наш роман. — Разве могло быть
иначе? Два любящих сердца наконец объединились. Холдинг «Медкорт» поглотил
своего меньшего собрата… и не подавился! — Последние слова он буквально
выплюнул, залпом осушив бокал. Затем Рома поставил его на столик и медленно
подошёл ко мне. Коснулся моего подбородка, осторожно приподнял его двумя пальцами,
заставляя смотреть прямо в глаза. Он был так близко, что я неосознанно
потянулась к нему, ожидая поцелуя, безмолвно умоляя коснуться своими нежными,
ласковыми губами… Но он лишь зло усмехнулся и покачал головой:
— Глупенькая, наивная Алина, ты всё ещё думаешь, что живёшь в Волшебной
стране? Пора возвращаться в реальность. — С этими словами он отпрянул от
меня и вернулся к бару. — Знаешь, что далось мне сложнее всего? — Он
говорил, не оборачиваясь, снова наполняя свой стакан.
А я всё ждала, хмурясь, пытаясь понять, что происходит, о чём он говорит, и
когда же, наконец, вернётся мой, любимый Рома.
— Разыгрывать по уши влюблённого глупца — вот, что было для меня
самым сложным! — Он повернулся и отсалютовал мне стаканом. — Но надо
отдать тебе должное, ты влюбилась гораздо быстрее, чем я ожидал.
Я безмолвно наблюдала за высокой худощавой фигурой, расхаживавшей по номеру, и
пыталась вникнуть в смысл страшных слов. Он женился на мне, чтобы сохранить
свою компанию. Потому что иначе ей грозило поглощение. Всё, что создавал его
отец, а перед ним — его дед, могло в любой момент перейти в чужие руки, и Рома
не мог этого допустить. Тогда в его голове и созрел этот план — женить на
себе единственную наследницу «Медкорта», обеспечив, таким образом, контроль над
обеими фирмами.
— Значит, ты не любишь меня? — Тогда это было единственное, что
по-настоящему волновало, единственное, что я услышала и поняла.
— Ты на самом деле глупышка, — в его голосе зазвучали прежние, так
любимые мной нотки ласковой нежности. Он подошёл ко мне и мягко сжал плечо,
наклоняясь к уху, почти касаясь щеки своей щекой. — Нет, Алин, я никогда
не любил тебя. И никогда не смог бы полюбить такую наивную, фригидную глупышку,
как ты.
Он ещё много говорил. Про то, что развестись мы не сможем, по крайней мере,
пока жив глава «Медкорта», мой дед. Про то, что никто не должен догадаться об
истинных причинах нашего брака. О том, что между нами ничего никогда не будет…
А потом уехал к друзьям, с которыми договорился закатить пышную вечеринку по
поводу свершения выгодной сделки. А я так и осталась стоять одна, посреди
роскошного номера, уставленного цветами, в шикарном шёлковом платье от Веры
Вонг, чувствуя, как рушится вся моя жизнь.
