Он проснулся оттого, что голова раскалывалась на тысячу, нет, сотню тысяч осколков. Роман застонал от головной боли и попытался обратно собрать голову. Не получилось. Добавлял дискомфорта ещё этот противный металлический привкус во рту. Облизнув пересохшие губы, Роман вдруг запаниковал – он решительно не помнил, как оказался дома, в постели. Он машинально откинул руку и нащупал мягкое тёплое тело жены.
«Уф, хоть с этим все в порядке, – успокоился Роман. – Наверное, на днюхе отключился, Саньки вызвали такси и посадили в машину. А всё остальное утром Ксюша расскажет».
Хотелось лежать, не открывая ставшие вдруг неподъёмными веки. Однако надо вставать – жидкость из мочевого пузыря настойчиво стучалась в дверь и просилась наружу. Ещё раз безрезультатно попробовал собрать осколки головы в единое целое. Давешний алкоголь плотно обволакивал остатки мозгов, пропуская ощущения на уровне инстинктов, но блокируя мыслительный процесс. Органы чувств зелёный змий подавлял избирательно: отвратительный вкус помойки во рту ощущался прекрасно, а вот со считыванием визуальной информации всё было очень плохо. Рома не открывая глаз сел на край кровати и, не нащупав ногами свои тапки, босиком поплёлся к выходу из спальни в коридор.
Странно, но дверь отчаянно заскрипела, а ведь совсем недавно он смазывал петли. Не обратив внимания на то, что она вообще стала какая-то другая… несерьёзная, что ли, Рома решительно сделал шаг вперёд и… оказался в западне. Ногой больно ударился о горизонтальную тонкую преграду, рухнул в какую-то ограниченную камеру, запутался в тряпье, сверху на него стало падать что-то мягкое. Он принялся изо всех сил барахтаться в этих вещах, отчаянно пытаясь выбраться и постоянно при этом натыкаясь на вешалки и стукаясь то головой, то локтями о стенки.
Наконец, когда Роман в очередной раз толкнул стенку шкафа, она поддалась, и старый платяной шкаф развалился, напоследок отомстив обидчику, больно ударив верхней панелью по голове. Озверевший Роман со злостью откинул всё барахло и остатки шкафа, поднялся, огляделся и… замер в недоумении – это была не его спальня, не их с Ксюшей спальня! А на постели, натянув простыню до подбородка, с расширенными от ужаса глазами, лежала не жена, а чужая женщина.
– Пипец! – сказала она. – Что-то, милый, сейчас ты явно больше сил проявил, нежели накануне в постели. Зачем шкаф развалил, Рома?
– А где Ксюша? – только и смог вымолвить он в ответ.
Вечером с работы Ромка приехал взвинченный, взлохмаченный и возбуждённый.
– Представляешь, – с порога заявил он жене, едва чмокнув её в щёку, – Гордеич всю базу хочет датчиками движения утыкать!
– Так утыкай, – ответила Ксюша, собирая за мужем верхнюю одежду, которую тот в возбуждении раскидывал где попало.
– Да ты не понимаешь!..
– Не понимаю, – мягко согласилась Ксюша. – Как не понимаю и то, почему ты не интересуешься состоянием дочери…
Она за пятнадцать лет изучила своего суженного как облупленного и понимала, что нет лучше средства успокоить Романа, чем переключить его внимание. И лучше всего на детей, которых он истово любил.
– Как она? – Ромка моментально успокоился и попытался пройти в детскую.
– Температура держится, – Ксюша встала на его пути, преграждая вход в комнату. – Но с улицы, милый, я тебя к больному ребёнку не пропущу.
Муж только хмыкнул.
– В душ! – Ксения протянула указующий перст в сторону туалетной комнаты.
Душ оказал благотворное воздействие на Романа, и оттуда он вышел умиротворённым. На сей раз он поцеловал жену в губы уже не мимоходом, а с чувством, с толком, с расстановкой.
– Извини, жена, – добродушно сказал он. – Заработался! Завели меня не на шутку. А как хорошо раньше было! – он аж глаза мечтательно зажмурил. – Сам по себе, ни за кого не отвечаю.
Ксюша подавила смешок – времена, когда благоверный был программистом и зачастую работал на удалёнке, остались давно в прошлом. Вот уже два года он развивает свой бизнес по установке и обслуживанию охранных систем, а вот, поди ж ты, помнит!
– Маша спит! – доложила она мужу. – Долго тебя ждала, и не выдержала, уснула. Ты её не буди. Пусть поспит.
Склонившись над кроватью больной бронхитом пятилетней дочки, Рома едва слышно спросил жену:
– Кирилл на тренировке?
Ксюша изобразила тот непередаваемый жест, который означал: «А где же ему ещё быть!».
Выйдя из детской, Роман обратил внимание, что жена одета по-домашнему.
– Давай скорее одеваться! – заторопился он. – Саньки, наверное, заждались уже. Мама твоя скоро придёт?
– Я маму отменила, – ответила Ксюша, обвив мужнюю шею руками. – Неужели ты думаешь, что я пойду веселиться, зная, что дома лежит больной ребёнок?
– Тогда и я не пойду, – Рома достал телефон, чтобы предупредить друзей.
– Нет уж, иди! – мягкая ладошка Ксении накрыла телефон. – Обещали же! Да и подарок надо вручить. Заодно развеешься немного. И Саньку не забудь от меня поздравить и извиниться.
Чудо, а не жена у Ромки! Пятнадцать лет вместе, а знакомы и того больше, и все годы Роман не уставал благодарить судьбу, что встретилась на его пути эта девчонка. Он прекрасно осознавал, что их брак именно на ней держится – на её доброте, мягкости, умении сглаживать острые углы. Сам-то он был не подарок: легко возбудимый, вспыльчивый, не любящий долго сидеть на месте. А Ксюша могла подобрать к нему ключик и мозги не выносила почём зря.
* * *
Проводив мужа, Ксюша села за швейную машину: шутка ли, три дня уже на работу не выходила. А клиенты ждать не будут, им ведь всё равно, чей там ребёнок болеет.
Ромка несколько раз звонил и не совсем трезвым голосом признавался в любви. И Саньки звонили, оба. Весёлыми голосами сокрушались, что её нет. А фоном в телефоне звучали звуки застолья: музыка, бряцанье тарелок, звон бокалов, женский смех.
Ближе к полуночи Ксюша спокойно легла спать, Ромка придёт – сам откроет. А не придёт – значит, у Саньков ночевать остался, бывало такое. Мужа она совершенно не ревновала. Следить и узнавать считала ниже своего достоинства. Ведь на заре супружеской жизни договорились: не врать, не предавать, не обманывать за спиной. Если случится в жизни новое чувство – честно признаться друг другу, не унижая изменой. Наряду со вспыльчивостью, исключительная честность и порядочность были отличительными чертами Романа ещё со школьной скамьи, со двора, где вместе тусили.
Где-то часа в три ночи Ксения проснулась оттого, что неожиданно сжалось сердце. И долго не отпускало. Стало тревожно. Пощупала рукой постель – Ромки не было, значит, назюзюкался и у Саньков остался. Проверила, как спят дети, легла опять и попыталась уснуть.
