Глава первая
А в то самое время, когда поезд проносил Теремрина по южным областям необъятной России, в доме отдыха «Подмосковье», куда он пригласил Ирину, думала о нём другая женщина, связанная с ним навеки незримой и нетленной нитью. Тот день в Подмосковье выдался особенно жарким. Под вечер солнце несколько поубавило свой пыл, но на песке близ воды сидеть было невозможно, и Екатерина Владимировна Труворова предложила своей маме, которая, отдохнув после обеда, пришла на пляж, расположиться подальше, в тени берёз.
Дети, Алёна и Дима, остались на берегу, где вокруг них уже собралась компания сверстников. Впервые после возвращения из Пятигорска Катя осталась с мамой наедине. До этого момента, либо кто-то из детей был рядом, либо отец, Владимир Александрович, мог стать невольным слушателем разговора, в который его не хотелось пока посвящать. Ну а при детях заговорить о той встрече в санатории, которая потрясла её, Катя тем более не могла. И вот они оказались с мамой вдвоём.
Мама была уже не первой молодости – как никак и внуки не маленькие: Дима – суворовец, Алёне, его ровеснице, пятнадцать исполнилось. Но выглядела Маргарита Владимировна значительно моложе своих лет, и на неё ещё поглядывали старые ловеласы, впрочем, поглядывали без всяких надежд. Отношения у неё с мужем, Владимиром Александровичем, были самыми тёплыми, самыми нежными, словно и не оставалось позади трёх с половиной десятков лет совместной жизни. Катя же, которой не так уж давно перевалило за тридцать, выглядела изумительно. Не зря Теремрин, увидев её в скверике у бювета, сказал приятелю, что она ещё краше стала.
После возвращения в Москву она стала задумчивой, словно повзрослела внутренне, хотя это не только не отразилось на внешнем очаровании, а напротив, придало её лицу ещё более благородства.
– Мамочка, я встретила в Пятигорске Диму, – неожиданно сказала Катя.
– Какого Диму? – почти равнодушно переспросила Маргарита Владимировна.
– Димочку Теремрина.
– Диму? – снова, уже взволнованно переспросила Маргарита Владимировна. – Но он же…
– Цел и невредим! – перебив, поспешила сообщить Катя.
– Ты не обозналась? – спросила Маргарита Владимировна, которая всё ещё с трудом осознавала услышанное.
– Как можно, мамочка? Мы встретились лицом к лицу, а потом я его ещё раза два в столовой видела. Как можно обознаться? Он приехал отдыхать перед самым нашим отъездом. Возможно, накануне. Поговорить мы не могли. Серёжа постоянно был рядом.
Наступила пауза. Маргарита Владимировна смотрела на дочь, морща лоб и пытаясь вникнуть в смысл того, что услышала. Она не сразу нашла ответ и ещё раз переспросила:
– Он жив! Надо же?! Он жив. Но почему, почему нам сообщили о его гибели? Кто сообщил? Так ведь это сделал Серёжа, – вспомнила мама и с ужасом приложила ладонь к губам, словно протестуя против сказанного.
– Да, эту весть действительно принёс Серёжа, но он был уверен в том, что говорил правду. Он не преследовал никаких целей.
– Это ясно, – согласилась мама. – И всё же, что произошло? И почему мы не проверили информацию?
– Это и в голову не могло прийти. Ведь Серёжа был с ним в том бою. Он же рассказывал, что Дима, когда заметил снайпера, схватил его за руку и увлёк за боевую машину, но сам оказался в зоне огня и…, – она не хотела произносить страшных слов, уже однажды поразивших её, и нашла им замену: – Значит, был ранен. Но почему, почему так произошло?! – не то спрашивая, не то восклицая, с надрывом проговорила Катя.
– Значит, так суждено, – вздохнув, сказала Маргарита Владимировна.
– Но почему суждено мне? За что я наказана? Ведь я прожила пятнадцать лет с нелюбимым человеком.
– Побойся Бога, Катерина. Что ты говоришь? Да о таком муже, как у тебя, тысячи женщин и не мечтают.
– Я не о том, каков Серёжа. Он действительно замечательный муж, замечательный отец моим детям. Я о чувствах.
– Во-первых, не говори «моим детям», – довольно резко возразила Маргарита Владимировна. – Разве Серёжа их не воспитывал? Разве он не стал их отцом?
– А что, во-вторых?
– Серёжа любит тебя, очень любит. Ты это знаешь. Ну, а о тебе могу сказать, что не каждому в этой жизни удаётся испытать настоящую любовь. И потом ты сама виновата. Если бы не та ваша ночь с Димой, если бы ты не попала в такое положение, может быть, ещё бы встретила любовь.
– О чём ты говоришь, мамочка? Разве можно сетовать? Я не жалею ни о чём, потому что у меня чудные дети. Как можно жалеть?
– Вот именно. Чудные дети. И воспитали вы их вместе с Серёжей. Так что ты уж постарайся смириться с тем, что произошло, и не терзай себя переживаниями. Иначе, я просто не смогу быть спокойна за твою семью.
– А почему ты не должна быть спокойна? – спросила Катя.
– Я по глазам твоим вижу, по голосу твоему чувствую, что ты будешь искать встречи с ним. Обещай, что ты не станешь делать этого. Не надо. Ведь всё может полететь под откос. Подумай о детях, подумай о Серёже, в конце концов. Он же для тебя столько сделал. Он не заслуживает того, чтобы ты нанесла ему обиду.
– Я не собираюсь ничего предпринимать, – попыталась возразить Катя. – Я отчётливо представляю себе, каково будет Леночке и Димуле, если они узнают, что Серёжа не их отец. Это же трагедия.
– Хотелось бы верить, – сказала мама с сомнением. – Но меня волнует твоё состояние. И потом, хватит об отцовстве. Не всяк отец, кто участвовал в рождении и исчез, но всяк тот, кто воспитал. Может быть, надо было вам с Сережей завести и общих детей.
– Ты так думаешь? – переспросила Катя. – Но, если принять во внимание телегенез, если принять во внимание известные тебе Законы РИТА, то и наши совместные с Сережей дети, когда бы родились, были бы детьми Димы, поскольку генетическим отцом всего потомства женщины становится её первый мужчина.
– Но это не всегда случается.
– Всегда. Мне бабушка об этом много рассказывала. Изменить положение может только всепобеждающая любовь к другому человеку. Но я сохранила эту всепобеждающую любовь именно к Диме Теремрину, – уверенно заявила Катя. – Сердцу не укажешь, кого любить.
– Но сейчас речь не об этом. Сейчас речь о том, как сохранить в твоей семье всё по-прежнему, – сказала мама.
– Ты полагаешь, что это возможно?
– Да, безусловно, хотя бы, повторяю, ради детей.
– Дети уже взрослые… Ещё чуть-чуть, и вылетят из родительского гнезда, – вздохнув, сказала Катя. – А я, по-твоему, обречена на то, чтобы законсервироваться и никогда не узнать, что такое настоящая семья?
– Не гневи Бога, – с возмущением сказала Маргарита Владимировна. – Бабушка тебя не слышит. Уж она б тебе задала… Семья ей не нравится! Впрочем, не буду повторяться. Уже всё сказано. А семью ругать не надо. Плохо это может кончиться. Вспомни, что говорит по этому поводу бабушка.