Когда 14 июня 2018 года меня арестовали и посадили в тюрьму, с первых же дней я стал писать жалобы, обращения, статьи в газеты. Опыта написания художественных текстов не было, мне и в голову не могло прийти, что впоследствии из этого может получиться книга. Разумеется, я не Лев Толстой, но, имея непосредственное отношение или доступ фактически ко всем крупным разоблачениям в России, могу из первых уст доводить до читателя эксклюзивную информацию об истинных целях и методах войн кланов из правоохранительных органов. Находясь за решёткой, в стенах элитных изоляторов «Лефортово», «Кремлёвский централ», «Матросская Тишина», мне довелось напрямую пообщаться практически со всеми знаменитыми арестантами.
Уже больше года я мотаюсь по тюрьмам Москвы и, прежде чем перейти к событиям второй части, хочу подвести небольшой итог. Всё это время моё положение планомерно и сознательно ухудшалось из-за непрекращающихся разоблачительных публикаций. Мне добавили особо тяжкую статью 290 УК РФ «Взятка», и конфисковали всё имущество. Мало того, изъяли всё у моего окружения, чтобы полностью лишить меня возможности активной защиты.
Но во время каждого переезда я, как верблюд, продолжаю таскать свои документы по делу, а самое главное – рукопись книги, которую у меня всё время норовят изъять или испортить. Писательский труд стал главной отдушиной и ко всему прочему возможностью сказать людям, что меня преследуют по политическим мотивам и моё уголовное дело – фейк. И конечно, я хочу, чтобы общество узнало о нечеловеческих условиях содержания в тюрьмах сотен тысяч граждан нашей страны.
Закончив «Непокорного арестанта», я не думал писать вторую часть. Вроде бы цель достигнута: книга продаётся в центральных магазинах Москвы, на интернет-площадках Ozon.ru, «Читай-город», аудио- и электронная версия в стадии выпуска, издание переводится на английский язык для зарубежных читателей.
Всё так. Однако я не смог прожить без работы и двух дней. Рука по инерции потянулась к ручке и бумаге, тем более что сейчас я могу работать в комфортной, светлой камере с широким столом, а единственный сосед – Алексей Ерунов – читает Библию, не включает телевизор. Правда, моя голодовка настолько длительная, что теперь я могу писать только утром, пока ещё не сводит правую кисть. Например, сегодня, 15 июля, встал в 3 часа 30 минут и занялся письмами, а затем этим текстом. В принципе и раньше основная часть моих записок рождалась ближе к утру, когда кругом тишина, нет истошных криков «Жизнь ворам!», шмонов и допросов, когда свободен стол, за которым днём и вечером постоянно кто-то ест. В «Лефортово», например, стол настолько мал, что даже стандартный лист бумаги не помещается, зато там разрешается держать дневной свет хоть всю ночь, хотя в других СИЗО его отключают с 22:00 до 6:00. Стыдно сказать, но многие тексты для книги я строчил в туалете, где свет горит и после отбоя. Во многих камерах стенки в туалете до потолка – можно рядом примоститься, записывая все события на коленке, подложив папку. Много текстов написано перед судебными заседаниями, неважно, в «стакане» здания суда или в клетках СИЗО на видеоконференцсвязи с представителями Фемиды.
В камере ожидания («стакане») не бывает столов, приходится становиться на колени на пол, писать на нарах, зачастую при очень тусклом свете, ведь там нет окон. Кое-кто пишет, положив папку на колени, но мне грыжи позвоночника не позволяют сидеть крючком. Впрочем, самое безнадёжное – записывать трагичные истории заключённых в автозаках, где свет настолько тусклый, да и трясёт так, что потом подолгу разбираю свои каракули. Но оно того стоит, ведь встречается столько интересных людей со всех централов. Все новости о ВИП-заключённых «Лефортово» или «Кремлёвского централа» я записывал именно в автозаке или камере Басманного суда. В этих бункерах ФСБ ты настолько лишён общения с другими арестантами, встреч с адвокатами, не говоря уже об отсутствии свиданий и даже переписки с родными, что когда видишь тюремных товарищей Диму Михальченко, Костю Пономарёва, Славу Гайзера, Лёшу Чернова, Диму Захарченко, Курбана Кубасаева, Пашу Марущака или Рамзана Цицулаева, то любой грязный автозак становится комфортнее лимузина. Все настолько рады видеть друг друга, что даже «стакан» наполняется теплом и светом наших общих молитв, искреннего смеха, тёплых сочувствий и моральной поддержки. Несмотря на то что поездки в суд опустошают тебя физически, ради этого ощущения тюремного братства можно перенести все лишения.
Я очень переживал, как воспримут книгу читатели, будет ли она интересна. Когда пошло много отзывов от ярких, интересных людей, я был на седьмом небе от счастья. «Непокорный арестант» очень понравился главе СПЧ Михаилу Федотову и его жене. Сопредседатель Московской Хельсинкской группы Валерий Борщёв дал свою оценку: «Эта книга – чрезвычайно важное событие, она должна быть распространена как можно больше, о ней надо как можно громче говорить. Дело Шестуна – это не частное дело, это вопрос о том, как действует власть и чем платит человек, пожелавший остаться независимым, который имеет свои принципы, свои понятия и их отстаивает».
Для оплаты типографии Юле пришлось продать многие вещи из дома, включая её скромные украшения и одежду. Семья продолжает поддерживать меня как никогда. Я сознательно выбрал для себя сложный путь поиска правды по своему уголовному делу, доказавший свою неэффективность в условиях нынешней гнилой судебной системы и следствия. Простой путь – признать вину и дать показания на кого-нибудь, заключив досудебное соглашение – при всей его простоте и привлекательности неприемлем для меня. Лучше смерть, чем такой позорный поступок.
