Всю неделю Макар Жеребцов ходил по домам и обстоятельно, въедливо учил людей добру и терпению. Учил жить – по возможности весело, но благоразумно, с «пониманием многомиллионного народа».
Он разносил односельчанам письма. Работу свою ценил, не стыдился, что он, здоровый, пятидесятилетний, носит письма и газетки. Да пенсию старикам.
Шагал по улице – спокойный, сосредоточенный.
Его окликали:
– Макар, нету?
– Ты же видишь – мимо иду, значит, нету.
– Чего же нету-то? Пора уж. Черти окаянные.
Макар подходил к пряслу, вешал свою сумку на колышек, закуривал.
– Сколько у нас, в СССР, народу?
Старуха не знала.
– Дьявол их знает, сколько? Много небось.
– Много. – Макар тоже точно не знал сколько. – И всем надо выдать пенсию…
– Чего же всем-то? Все – зарплату получают.
– Ну, я неправильно выразился. Кто заслужил. Так?
– Ну? Чего ты опять?
– Спокойно. Тебе государство задержало пенсию на один день, и ты уже начинаешь возвышать голос. Сама злишься, и на тебя тоже глядеть тошно. А у государства таких, как ты, – миллионы. Спрашивается, совесть-то у вас есть или нету? Вы что, не можете потерпеть день-другой? Вы войдите тоже в ихное-то положение.
Старухи обижались. Старики посылали Макара… дальше.
Макар шел дальше.
– Семен, ездил к сыну-то?
– Ездил…
– Ну, как?
– Никак. Как пил, так и пьет. С работы опять прогнали, свистуна.
– Ну, ты, конечно, коршуном на него. Такой-сякой-разэдакый!
– А как же мне с им? Петя, сынок, уймись с пьянкой?
– Да где там! Ты и слов-то таких не знаешь. Ты привык языком-то, как оглоблей, ломить… Самого, дурака, с малых лет поленом учили, ты думаешь, и всегда так надо. Теперь совсем другая жизнь…
– Раньше так пили, как он заливается? Другая жизнь…
– А ты войди в его положение. Он – молодой, дорвался до вольной жизни, деньжаты появились… Ведь тут какую силу воли надо иметь, чтоб сражаться? Кониную. С другой стороны, его тоска гложет – оторвался от родительского дома. Ты вон в город-то на неделю уедешь, и то тебя домой манит, а он сколько уж лет там. Он небось сходит в кино, поглядит про деревню – и пойдет выпьет. Это же все понимать надо.
– Ты, лоботряс, только рассуждать умеешь. А коснись самого, не так бы запел. Ходишь по деревне, пустозвонишь… Пустозвон. Чего ты лезешь не в свое дело?
– Я вас учу, дураков. Ты приехай к нему, к Петьке-то, да сядь выпей с ним…
– У тебя прям не голова, а сельсовет.
– Да. Выпей. А потом к нему потихоньку в душу: сократись, сынок, сократись, милый. Ведь мы все пьем по праздникам… Праздничек подошел – выпей, прошел праздничек – пора на работу, а не похмеляться. Та-ак. А как же? Поговорить надо, убедить человека. Да не матерным словом, а ласковым, ласковым, оно, глядишь, скорей дойдет.
– Его надо поленом по башке, а не ласковым словом.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
