Я потратил на эту книгу несколько лет. Я искал и находил невероятных людей. Я копил их, пока не собралась критическая масса, перевернувшая мир и позволившая взглянуть на него с изнанки – словно бы на другую, вечно скрытую от нас и потому таинственную сторону Луны. Параллельный мир оказался странным. Но ничуть не менее реальным, чем мир привычный. Как шутят юмористы, в действительности все оказалось не так, как на самом деле.
Я вдруг увидел, что те болезни, которые успешно лечат, но никогда не вылечивают в наших поликлиниках – все эти артриты и артрозы, панкреатиты и диабеты, гипертонии и аритмии, – успешно, легко и быстро элиминируются там, на обратной стороне Луны. И что в мире начала складываться какая-то другая, параллельная существующей модель медицины. Которая не только лечит, но и вылечивает. У нее совершенно другой взгляд на человека.
Все люди, описанные в книге, – абсолютно реальны и названы своими именами и настоящими фамилиями, на день написания этих строк все они живут и здравствуют. Практически все они ничего не знают друг о друге. Но при этом говорят одни и те же странные слова, которые бы ничего не сказали обычным врачам в обычных поликлиниках или вызвали у них раздражение. Наверное, не зря поликлиники называют кладбищами врачей. Здесь врачи умирают – не физически, а именно как врачи, то есть творческие люди.
Некоторые из тех, с кем я говорил, представляют из себя откровенных расстриг от медицины – бывших врачей, разочаровавшихся в медицине фармацевтического протокола и ушедших, как колумбы, в собственное плавание по плохо изведанному океану человеческого организма. Другие вообще не имеют медицинского образования, но избавляют своих клиентов от таких болячек, которые медицинский официоз не только считает неизлечимыми, но даже причин их возникновения не ведает, этиология этих болезней толком не ясна.
Самая большая польза, которую вы можете извлечь из этой удивительной книги, – прочное утверждение в глубине вашей души того факта, что нет неизлечимых болезней. Просто есть больные, которые еще не нашли своего целителя. И осознание этого – уже наполовину пройденная дорога к здоровью.
Мы привыкли к докторам узким. Глазник – лечит глаза. Ухо-горло-нос лечит горло, нос и ухо (слава богу, что оба). Нёбо или легкие он уже не лечит, хотя там все рядом, но это уже к стоматологу и плеврологу. Вот так вот разделали человека на части, как тушу в мясном магазине, и кусками лечат – по одному органу. А кто же лечит всего человека, так сказать, интегрально? Ведь больные суставы могут быть следствием больной печени, например, но человеку будут упорно лечить суставы, потому что он приковылял к ревматологу.
Я знаю одного «широкого» врача, сиротливо выпавшего из современной медицины, который лечит человека целиком. Зовут доктора Борис Архипов. Причем приходят к нему с самыми разными проблемами и, что поразительно, не всегда медицинскими – например, ребенок плохо учится, или бизнес вдруг перестал идти. И Архипов решает эти проблемы. Разве такое возможно?…
– Как это с вами случилось, Борис Алексеевич, что вы предали «кусковую» медицину и стали лечить граждан целиком? И как это вообще происходит, если все лекарства – из «органной» медицины – от простуды, для печени, от гастрита?…
– Если лезть вглубь, то истоки, наверное, нужно искать в детстве. А я с самого раннего детства хотел стать священником.
– Нехороший признак!
– Да, это психиатрия, вообще-то. Чтобы с детства, да еще и в пятидесятых годах ребенок хотел стать попом… Но присутствие бога я почему-то ощущал. В глубинной памяти осталось: живешь и знаешь, что кто-то за тобой наблюдает. Может быть, это был Старший Брат? Тогдашняя жизнь – это когда наблюдаешь вокруг одно, читаешь в газетах другое, а разговоры родителей – третье, и в школе нужно не проболтаться, о чем говорят дома. Очень развивающая среда – живешь в трех планах, чтобы не перепутать – что можно говорить, а что нет, читаешь между строк. Я ведь немолод и все помню – Сталин умер, народный вой, немцы пленные, «и примкнувший к ним Шепилов»… А бытие, как известно, определяет сознание.
Я достаточно хорошо тогда рисовал, и мой учитель рисования всем давал нарисовать какой-то рисунок, а мне – целый альбом: что видишь дома, то и рисуй. И я набивал руку. В школе поэтому постоянно рисовал плакаты и попутно шалил. Рисовал лидеров партии с большими головами в бытовых ситуациях – Ленин кушает компот, Сталин в туалете, Хрущев в виде Аленушки грустит у пруда. Однажды эти рисунки попали к учителям, и был большой скандал.
А потом настала пора определяться. Священником я быть уже не хотел, взял и зачем-то пошел в театральный, куда экзамены были раньше всего. И поступил! Смысл этого поступления для меня самого остался загадкой. Со мной вместе поступал Караченцов. Я посмотрел на него и подумал: вот это энергия! а я что тут буду делать? Забрал документы и отнес их в медицинский. И не поступил!
– А почему не на художника, ежели талант был?
– Не захотел. Мой учитель рисования был на меня смертельно обижен: столько в мальчика вложил. Но это чертово рисование меня все-таки настигло. Наказало и помогло… Когда на следующий год я поступил-таки на медицинский, возмечтав стать детским офтальмологом, меня, прознав про мои способности, привлекли к рисованию таблиц и других материалов к лекциям. За год я сделал около 230 рисунков воспаленного глаза. Затем один из профессоров попросил меня нарисовать цветную вкладку к его книге. Я нарисовал, он отнес в издательство «Медицина». Там были весьма впечатлены и пригласили меня иллюстрировать Большую Медицинскую Энциклопедию. Так что в БМЭ половина моих рисунков. Проблема иллюстрирования медицинских книг в том, что, в идеале, нужен художник, разбирающийся в медицине, а таких практически нет. Художники за это или не брались, или им нужно было по сто раз объяснять, что такое воспалительный процесс лимфоузла или красноклеточная дистрофия и как они выглядят. А я это знал. В микроскоп видел… Обычный художник согласовывал каждый элемент картинки с авторами книги по сто раз. А я просто садился и делал. И потому, еще будучи студентом, я на этих рисунках зарабатывал больше, чем профессор у нас на кафедре. Цветной вкладыш стоил по тем деньгам рублей шестьсот – академическая зарплата!
На этом я левый глаз и потерял. Потому что перетрудил, ведь одним глазом смотришь в микроскоп на ярко освещенное поле, другим на рисунок, постоянно все это контролируя. В результате – воспалительный процесс, и теперь левый глаз у меня не видит. Вот так рисование меня настигло и наказало за предательство. Но и помогло стать тем, кем я сейчас являюсь. Понимаете, рисуя эти вот рисунки по совершенно разным разделам медицины и общаясь с авторами статей, я поневоле набирался широты взглядов. А двоемыслие, которое царило тогда в стране, помогло мне справиться с медицинским двоемыслием. Ведь в медицине тоже так – то, что в учебниках написано, и чему учат студентов – одно, а то, что творится на самом деле, – совсем другое.
