Афганистан, Кабул
Здание главного офиса «Кабул-банка»
16 декабря 2016 года
Наверное, это всегда так бывает, что за внешним блеском скрывается развал. Это так же верно, как и то, что под покровом ханжества клокочет грязь.
Отец четверых детей, один из самых молодых в России докторов экономических наук, министр финансов Афганистана Никита Талейников сидел на девятом этаже новостройки «Кабул-банка», что на Майванде, и с преувеличенным вниманием изучал пятое приложение к балансу.
Которое было таким же лживым, как и четыре предыдущих.
Научились, на свою и нашу голову…
Основная схема столь же проста, сколь и убийственна. Любое нормальное правительство, любое нормальное государство защищает свой рынок и свою национальную валюту ограничительными мерами, составной частью которых является валютный контроль. Все с этим согласны?
Наверное, все.
Валютный контроль – система мер, ограничивающих трансграничное движение капитала. Ведь капитал – это кровь экономики, и ни одно нормальное государство, ни одно нормальное правительство не может позволять, чтобы кто-то зарабатывал деньги в своей стране, используя труд, природные богатства, а тратил их в другой. Это верх дикости. Все с этим согласны?
Наверное, все.
Тогда какого же хрена происходит то, что происходит?
Схема простая, просто применяется она с откровенной наглостью. Все просто. Одна компания на этой стороне и одна на той. Зарегистрированы, внесены в реестр, все как положено.
Одна компания – с той стороны – заключает с другой компанией, с этой стороны, крупную сделку. Нужно финансирование. Поскольку Великобритания – враждебная страна, никто не финансирует сделки через клиринг, зачет взаимных обязательств, как со Священной Римской империей. Деньги, только деньги, и ничего кроме денег. Приходится допускать и прямой обмен валют, и трансграничные перечисления на крупные суммы. Итак: банк заполняет паспорт сделки, получает все необходимые визы, после чего происходит собственно перечисление. Все делается через Базельский банк международных расчетов, и назад там не отмотаешь.
После чего вдруг выясняется, что и первая и вторая компании находятся в комнате в какой-нибудь занюханной дыре и все, что у них есть, это стол, стул и телефон. И сделки никакой не было, и товара никакого не было, и вообще ничего не было. Кроме денег, которые откочевали за рубеж вместе с их обрадованными владельцами.
Просто замечательно.
Это было и раньше. Ввели обязательное визирование паспорта сделки начальником местной полиции – начальники полиции на этом сильно обогатились и теперь были самыми горячими сторонниками русских: давайте еще так же, мы подпишем. Ввели процедуру обязательного резервирования средств самим банком – начали создавать фиктивные банки, выводить резервы. Пошла волна банкротств, каждое из которых предпринимали обманутые вкладчики, и чаще всего вооруженные. Тогда отняли право кредитовать трансграничные операции у всех банков, кроме самых крупных. И что в итоге?
«Кабул-банк». Крупнейший в стране. Флагман местной экономики. Сюда специально не пускали никого для того, чтобы вырастить собственную экономику. Сто двадцать тысяч вкладчиков.
И дыра не менее чем на триста миллионов рублей. Которые были переведены в Британскую Индию и там растворились. Вместе с владельцем банка, молодым и амбициозным Джаграем. С которым он сам обсуждал будущее банка, будущее Афганистана три дня назад.
Пустышка.
Талейников поднял взгляд на сидящих за столом. Две трети – афганцы, треть – русские. Все преданно и решительно смотрят на него: мол, что делать будем?
Да что же это такое? Лучше бы он так и оставался в Персии…
– Кто подписывал аудиторские заключения по банку?
– Уже поехали.
– Бухгалтерия?
– Главный бухгалтер и главный кассир исчезли. Ищем. Рядовые работники показали, что существовали блоки памяти, которые постоянно забирались домой по окончании рабочего дня. Никто не знает, что на них.
Черная бухгалтерия, что ж еще. Просто удивительно одно: ставка по таким операциям доходит до трети суммы после того, как разгромили Хавалу. И может быть, кто-то объяснит ему, почему человек меняет дело с потенциальной капитализацией в несколько миллиардов на сто миллионов, но прямо сейчас и наличными? Неужели это никто и никогда ему не объяснит?
Пока что никто не сподобился.
Что дальше? А дальше выбирать. Либо забирать гарантийный фонд и получить при этом банкротство и сто двадцать тысяч вкладчиков, готовых громить и крушить, либо сделать вид, что ничего не произошло. В очередной раз.
Только гложет сомнение… не может быть, чтобы тут еще чего-нибудь не было. Наверняка что-то есть…
– Николай.
– Я! – вскочило молодое дарование.
– Оставайся здесь. Не уходи, пока не проверишь всю первичку. Мне надо знать, во что мы ввязываемся.
– А вкладчики?
– Удовлетворять всех. Другое еще опаснее.
Только системного банковского коллапса не хватало. А если рушится крупнейший банк цепочки, этого не избежать, кого-то обязательно заденет.
– При необходимости выходи на межбанк, потом решим. Ты тут на правах временного управляющего.
– Понятно.
– Никаких звонков, ничего. Но вкладчикам деньги выдавать.
– Понятно.
– Завтра я здесь с обеда. Никто не уходит, пока мы все здесь не выясним. Никто не общается с прессой, никуда вообще не звонит.
На лифте – это был один из немногих действующих лифтов в Кабуле – Талейников с немногочисленными сопровождающими спустился вниз. Выходя из здания, мрачно глянул на очередь, пока небольшую. Кабул – небольшой по меркам Востока город, и новости здесь распространяются мгновенно.
– Послушайте, милейший…
Руководящий охраной казачий сотник обратился в слух. У Талейникова здесь была крайне серьезная охрана, не хуже, чем у генерал-губернатора, потому что здесь все крутилось вокруг денег. И слово «откат», увы, тоже знали.
– Слушаю.
– Оставьте здесь максимум своих сил. Мне нужен минимальный конвой. Сами тоже тут оставайтесь…
– Но… не имею права…
Талейников поманил пальцем, чтобы казак склонился к нему.
– За этими стенами – дыра в триста миллионов. Кто-то должен ее охранять, пока мы не поймем, что с ней делать.
– Понял.
– Пришлют жандармов, они вас сменят. До этого – ни шагу отсюда.