Хотя все герои произведения не нуждаются во внешнем тщательном описании, потому что полностью отвечают фантазиям и требованиям каждого отдельно взятого читателя, мозг которого является лучшим режиссером для своего владельца, адаптируя наиболее удобным образом внешность любого встречающегося ниже персонажа под себя, позволим себе небольшое ознакомление.
Она была обычным продавцом из заурядного магазина. С виду невероятной скромности и порядочности, с ценной для практичного человека способностью краснеть в нужный для дела момент, тем самым вызывая соучастие в собеседнике, Ина обладала незаметной и какой-то сразу и непонятной, а точнее неоднозначной в смысле симпатичности внешности: резкие черты, резкие интонации, движения, напрочь лишённые даже намёка на грацию. При этом никакой компенсации одеждой, которая, наоборот, помогала не вникать в подробности и отбивала желание выискивать в ней хоть что-то интригующее. Была она и не самого привлекательного возраста, смело подгребающего к пятидесяти. В общем совершеннейшее казалось бы «не то» для выбранной ей самой для себя роли дамы «Икс» и полипокорительницы. Но всё это не имеет значение, когда в человеке есть кураж.
А от неё, необъяснимым образом, не могли увернуться и, казалось бы, стойкие мужья своих суровых жён; и молодые, свободные и не очень, всеядные парни; и одинокие романтики, почти спившиеся, но «ещё о-го-го какие» мужчины по их собственным откровенным и чаще всего не к месту навязчивым характеристикам; и пенсионного и пред-пенсионного возраста «непонятно что хотевшие» (хотя понятно) ловеласы. Короче, здесь были представлены типы любой наружности и внутренности. Для всех у неё находилась горсть холодного тепла подозрительного качества.
В общении с ними она руководствовалась личным ноу-хау, заключающемся в попытках сконцентрировать вокруг себя как можно большее число почитателей, которые иногда могли бы оказывать ей разного рода услуги, так нужные одинокой женщине, находящейся в затруднительных жизненных обстоятельствах. Помогал ей активнее вызывать к себе симпатию и материальный интерес, тщательно скрываемый в первое время знакомства. Если ей от них могло что-нибудь перепасть, то никто не должен был пройти мимо неё. Если он может быть чем-то ей полезен – никто не должен спастись. Она распускала свои щупальца умело, во всех направлениях, до выяснения рациональности удерживания попавшегося в них клиента. Спрут, воплотившийся в кажущуюся видимую скромность и неприметность.
Действовала она инстинктивно тактически правильно, безгранично веря в свою непогрешимость и как-бы ничего не имея в виду. Общалась как-бы мимолётом, краснела как-бы от удовольствия, смеялась как-бы от юмора и как-бы искренне. В общем, кампанию она развернула не на один роман. Постепенно втянувшись в процесс, стала получать от него удовольствие и как-то не заметила, что использовать людей стало её натурой. Она не видела в этом ничего плохого, как и во всём, что могло принести прибыль. И никогда не испытывала даже намёка на угрызения совести, оправдывая себя сложившимися жизненными обстоятельствами, вынудившими её «крутиться» в этом направлении в этом жестоком несправедливом мире.
Её жалостливые приглушённые интонации раздавались из разных концов магазина, перед разными жертвами её особого внимания, в любое время, не выходившее за пределы рабочего графика, которое нельзя было проживать бездарно, бесприбыльно и впустую. Каждый из её «избранников» должен был приносить ей свою определённую пользу. Хотя, если бы кому-то из них вдруг пришло в голову спросить её: «А когда ты сама в последний раз помогла кому-либо бескорыстно?», она просто не поняла бы вопроса, смотрела бы на вопрошателя недоумённо и в итоге, скорее всего, послала бы его в известном направлении за столь беспардонное вторжение в её личную жизнь. Ибо, как человек сверх жалостливый к себе, она не испытывала ни малейшей жалости к другим людям и не терпела никакого, даже малейшего, намёка на критику в свой драгоценный адрес. В ней удивительным образом отсутствовала совершенно нормальная и естественная потребность заботиться о ком-то бескорыстно. И, если ей приходилось это делать (к примеру, для собственных детей), то исключительно через силу, перешагивая через себя. Но и тут она находила повод для гордости, восхищаясь своей жертвенностью.
В результате таких стараний у неё получилось сколотить вокруг себя нескромных размеров популяцию разнородных самцов.
Одним из ярких представителей этой популяции, несмотря на перманентную бледность, был тихий алкоголик Иннокентий из близлежащих окрестностей – высокий, очень худой, почти прозрачный. Своей худобой он каждый раз как-бы угрожал внезапно раствориться в плотном воздухе магазина. Когда он находился рядом с ней, он пылал, и тогда возникала вероятность его полного самоуничтожения в результате возгорания. Таким образом, около него всегда витало такое ощущение как-будто что-то постоянно угрожает его дальнейшему существованию. Тем не менее, это ни у кого не вызывало особых эмоций, по той причине, что никому до него не было никакого дела. Что, впрочем, его абсолютно не расстраивало, потому что – «и до всех людей вообще никому нет никакого дела». А это делало ещё более незаметным, а значит и недосягаемым для общественного мнения, звучащего особенно громко в сельской тишине, в которой он мог и дальше чувствовать себя комфортно, наедине со своим алкоголизмом.
Приходил он тихо, как призрак, просто материализовывался в любом свободном пространстве возле Ины, и так же тихо исчезал, вызывая сомнения в том, что когда-то ещё удастся его где-то встретить, и мысли, что он растворился без остатка, полностью и навсегда. Подходил он к ней без выдумывания каких-либо хитрых причин, смотрел прямо, говорил тихо. Он был абсолютно аномально не обидчив. От него можно было отвернуться в любой момент разговора, тем самым, окончив аудиенцию и не заботясь о его подогреваемых ежедневным алкоголем в одиночестве чувствах. И не надо было даже сомневаться, что завтра он обязательно вернётся с ещё большим энтузиазмом, если этот ещё больший энтузиазм вообще был возможен. Он, так же тихо, как приходил, проговаривал ей в спину очередное уверение в своей поддержке не только «если что», но и «в любое время дня и ночи»; брал с витрины обязательную бутылку алкоголя подешевле, потому что, как известно в определённых кругах, – «всё из одной бочки», а он себя обмануть ни в коем случае не даст, потому что не дурак; и исчезал, оправдавшись фразой: «Дела не терпят отлагательств». Ина понимающе кивала, как-бы заражаясь на время его тактичностью. И действительно, от времён его «до алкогольной» жизни в него намертво въелась эта тактичность и именно это в нём ценила Иночка, вообще-то не склонная копить в себе положительные качества, но, однако, замечавшая их в других людях, особенно, если эти качества были направлены на неё.
