1. Пролог
Бревенчатые стены терема содрогались от гула.
С самого утра в хоромах кмета пыль столбом. Ещё бы! Такое событие – сам князь приехать изволит! Забава смахнула со лба пот и, крепче прижав к себе стопку полотенец, шмыгнула в распахнутые двери.
Надобно в покоях порядок навести, чтобы гостям дорогим спалось сладко.
Покрепче перину взбить, грязь убрать, полы скребком дочиста выдрать… Ох и трудно это! От студёной воды пальцы ломит, под кожу занозы забиваются… Но Забава готова была хоть языком мыть, только бы яства на стол не раскладывать - уж слишком близок пиршественный зал к покоям кмета.
Чтоб его лихо сожрало!
Забава вздрогнула, скорее подошла к разобранной кровати. Нельзя думать! Надо делом заняться!
Перекинув толстые косы за спину, она потянулась к подушкам, но в следующий миг с визгом полетела на кровать. А сверху навалилось грузное тело.
Схватив ее за волосы, нелюдь дёрнул так, что чуть шею не свернул!
- Что ж ты, Забавушка, такая неловкая? – зашипел в ухо, обдавая вонючим дыханием. – Аль нарочно дразнишь, намеки делаешь?
И кмет захохотал, больно стискивая ее бедро.
Забава только губу до крови прикусила. И, зажмурившись, взмолилась всем богам.
День ведь на дворе! Прислуги в тереме полно, воины ходят! Неужто посмеет? Нет, не переживет позора! Не выдержит!
По щекам хлынули горючие слезы. И кусочек хлебца, что она перехватила на кухне, встал под горлом комком тошноты.
Ей сейчас дурно сделается!
- Ай и ладная ты девка, Забавушка, - продолжал шипеть гад, до боли сминая то бока, то грудь. – А уж волосы каковы - чисто золото сверкает-переливается. Богатство!
Да она бы это богатство обрезала да в реку Чудь бросила! Пусть бы разъели их темные воды, ни волосинки не оставили!
А под грубыми пальцами уже трещала ткань платья.
Воздух колом из груди вышибло: ни вскрикнуть, ни слова молвить.
Да и не тронут мольбы Бокшу. Сколько девок уж слезами умылось, а иные вовсе сгинули.
Но только Забава хотела взмолиться мертвой богине, чтобы та вырвала ее душу из тела и навсегда избавила от мучений, как от дверей донеслось тихое покашливание.
- Прощенья просим, благородный кмет… Первые гости уже прибыли.
Бокша забористо ругнулся.
Но все же дал свободу. Только для того, чтобы крепче схватить за косы и развернуть лицом к себе.
- Даже не думай сбежать, девка! – оскалил лошадиные зубы. – А если хоть попытаешься - сестрёнки твои замест старшенькой в постель мою лягут! Поняла?!
И швырнул на пол так, что кости хрустнули.
Сквозь слезы Забава видела, как удаляются от нее расшитые золотом да алыми шнурами сапоги.
Вслед за тяжелой фигурой кмета скрылись и воины.
А она ещё долго не могла подняться, таращась на раскиданные по полу полотенца.
Как сбитые птахи, они растянулись на темных досках, а обережный узор мерещился кровавыми ранами на белоснежных их крыльях.
И она такой же будет… Если выживет.
А сестры ещё маленькие совсем. Оскудел род Дарена-чеканщика. Нет больше защитников – ни братьев, ни отца. Унес родных мор, теперь Забава сама по себе.
Поэтому Бокша силу чувствует. Знает, что за сироту никто не заступится.
Кое-как Забава поднялась на дрожащие ноги. Голова в тумане и перед глазами тоже пелена.
Ее тело двигалось, поправляло разодранное платье, собирало полотенца, взбивало перину.. А сама Забава будто рядом ходила да все никак опомниться не могла.
Боги, стыдно-то как! Грязно!
И что ей, горемыке, теперь делать? Хоть в колодец с головой ныряй …
Взгляд упал на распахнутое окно. А за ним, во дворе, темная фигура знахарки.
Прислужниц мертвой богини не жаловали. Им не полагалось ни дома, ни имени. Но Бокша рискнул позвать - вдруг у кого из гостей живот прихватит аль голова заболит.
Не прогонит старуха и ее, Забавы, черную маяту?
Кинув тряпки, она бросилась прочь из покоев. И чуть не сбила одну из девушек
- Смотри, куда несёшься, поганка бледнорылая! – зашипела служка.
Кажется, это была Гарья-кухарка, но Забава глядеть не стала, только быстрее припустила.А вслед ей неслись крики да шуточки стражи. Каждый из мужчин норовил за косу схватить.
- Бабушка, бабушка… - позвала знахарку, едва заметила вдалеке сгорбленную фигуру.
Нет, не услышит!
Но старуха остановилась. Забава мигом оказалась рядом. Хотела жалиться и о помощи просить, а ни слова вымолвить не смогла – в груди сперло.
- Отдышись сперва, - проскрипела старуха. – И покои мне покажи, не забудь… А то ишь, позвали да не встретили.
И, цапнув Забаву под локоток, с неожиданной силой поволокла под своды терема.
- Здесь хоть не болтай, дурища, - бурчала едва слышно. – И у ветра уши есть, а тебе оно надобно?
Забава мотнула головой. Конечно нет!
Но старуха едва ли видела. На одном глазу бельмо, да и второй не сильно лучше. Втолкнув Забаву в первую же попавшуюся коморку, старуха лязгнула засовом и уперла руки в бока:
- Что, не люб красавец? Какова привереда!
И захохотал, как закаркала. А у Забавы слезы из глаз покатились.
- Спаси меня, бабушка, - шепнула, умоляюще складывая руки. – Нет моих сил больше. Умру…
- Умрёшь, а то как же, - согласилась старуха. – Кмет норовистых любит. Их ломать веселей. А вот ежели судьбу свою примешь и брыкаться перестанешь…
- Нет! Ой…
Забава даже рот ладошкой прижала - нельзя кричать.
А белесые глаза знахарки сверкнули в полутьме, будто у кошки.
- Подумай хорошенько. Иной раз лучше окоротить нрав, да принять неизбежное. Иначе хуже станет…
Забава даже руками всплеснула. Куда уж хуже?!
- … а потерпишь, так боги тебе с троицей воздадут, - продолжала старуха. – Ой и хороший жених будет! Ласковый, работящий. Любить тебя будет сладко-сладко…
Искушающий шепот лился в уши медовой патокой. Крепил внутри слабую надежду на то, что все обойдется. Подумаешь, всего-то и нужно что не противиться. Упасть в руки кмета и дать измываться над своим телом, будто она девка продажная. Не морщиться от его вонючего дыхания, не кричать, призывая богов в помощь, не плакать от боли. А наутро, глядишь, он и отпустит. Другую найдет.
Забаву так и перетрясло. Аж тошно сделалось.
- Нет! – закричала не своим голосом.
И сухонькая ладошка тут же запечатала рот.
- Не ори, дурья твоя башка!
Но Забава только головой мотнула, сбрасывая руку знахарки.
- Нет, никогда, ни за что! – продолжила, но уже тише. - Бабушка! Помоги! Отвадь это лихо косорылое от меня и от других бедных девушек! Он ведь не только со мной...
Запнулась, стыдясь сказать больше.
А старуха вдруг улыбнулась. Довольно так, будто Забава ей мешок золота сунула.
- Робкая… но упрямая. А уж как хороша лицом! Ладно, - хлопнула в ладоши. – Знаю я способ. Но сразу скажу – труден он. Не легче, чем терпеть Бокшу, а может, и хуже… Однако ежели не струсишь, то кмет навсегда охоту потеряет на честных девушек зариться.
