Похороны в верхнем Ист-Сайде похожи на показ мод, даже если это похороны иллюзий. Прада, Шанель, Армани, Версаче, Диор — с разнообразием брендов может поспорить разве что красная ковровая дорожка в Голливуде, а суммарная стоимость украшений и обуви перекроет годовой бюджет Зимбабве или Конго, или какой-нибудь другой нищей африканской страны. Да и как иначе? Топтать небрендовыми шпильками кладбищенскую землю стоимостью четыреста тысяч долларов за участок просто кощунственно.
От макушки до мысков упакованная в Гуччи, я не отличалась от остальных гостей и с каменным лицом смотрела на лакированную крышку гроба, утопающего в цветах. От ярких вспышек камер спасали темные очки, они же скрывали отсутствие слез. По горькой иронии судьбы мне всегда нравилось внимание папарацци, но этот «показ» я бы с удовольствием пропустила. Вот только не вышло — хоронили моего отца.
— Мисс Рэдман, мы сочувствуем вашей утрате.
— Долорес, если понадобится помощь…
— Долли, детка, держись.
Соболезнования сыпались отовсюду, заставляя меня машинально кивать и пожимать руки. Неестественно выпрямленная спина быстро устала, голоса слились в монотонный гул, который медленно заглушала ноющая боль в висках. При других обстоятельствах я бы закурила, но сейчас приходилось терпеть.
— Убила бы за затяжку, — еле слышно пожаловалась я стоящей рядом Джеки.
Подруга понимающе кивнула:
— Изобрази, что тебе дурно. Отойдем и спрячемся в «Кадиллаке», там тонированные стекла — никто не докопается.
— Я вас прикрою, — поддакнула Бри.
Я покачала головой:
— Репортеры всегда найдут, к чему прицепиться. Подожду.
Кожа под никотиновым пластырем на плече невыносимо зудела, причиняя больший дискомфорт, чем навязчивые мысли о сигарете. Чтобы переключиться, я подумала об отце, но ни одно хорошее воспоминание не приходило в голову.
Последние годы мы не особо ладили — я не могла простить, что он инициировал развод. Подписав документы, мама впала в затяжную депрессию, которая закончилась передозировкой антидепрессантов. Врачи не сумели ее откачать; и тогда я сорвалась, превратившись из примерной дочери в любимицу скандальных таблоидов.
Непристойные выходки на вечеринках, драки с уличными фотографами, пьяные откровения в Интернете — я самыми изощренными способами издевалась над репутацией отца. Пару раз он читал мне нотации, а потом махнул рукой и с головой ушел в работу. Я ни черта не разбиралась в его делах с недвижимостью, но частенько — чтобы лишний раз позлить — заявляла о своих правах на фирму. Теперь «Рэдман Риэлти» действительно принадлежала мне, и я не представляла, что с этим делать.
— Мисс Рэдман, вы продолжите развивать бизнес отца? — дотошные репортеры поджидали не только на кладбище, но и за воротами — на углу Бродвея и Ректор-стрит.
— Без комментариев, — растерянно пробормотала я, высматривая «Кадиллак».
Куда, черт побери, Стив его переставил?
— Мисс Рэдман не будет делать заявлений, — подскочив, Джеки закрыла меня от микрофона и камер. — Имейте уважение! И дождитесь официальной пресс-конференции.
Я все еще пыталась прозвониться водителю, когда рядом притормозил «Бентли» со знакомыми номерами. Увидев их, я невольно сделала шаг назад. Сердце сжалось от предчувствия беды.
— Блейк здесь? — ахнула Джеки, округляя глаза.
С пассажирского сиденья резво выскочил охранник и распахнул заднюю дверь:
— Мисс Рэдман, прошу.
Устраивать истерику перед камерами бесполезно — меня бы усадили любой ценой — но я все еще надеялась отсрочить нашу встречу.
— Меня ждет водитель, — с наивной улыбкой я не двинулась с места.
— В машину. Живо! — донеслось из салона, и я обреченно шагнула вперед, как Иисус на Голгофу.
Аромат мускуса и амбры — я ощутила их сразу же. До того, как опустилась на белоснежную кожу сиденья, а охранник с мягким щелчком прикрыл дверь. А еще нотки сандала.
Так пахла ненависть. И Блейк Мортон.
Нас разделял лишь откинутый подлокотник, и даже он излучал тягучую неприязнь. Поежившись, я отодвинулась на пару дюймов, но спокойствия это не прибавило.
Твою мать! Ну почему ему не сиделось в Австралии?
«Бентли» плавно тронулся с места, и я осмелилась поднять глаза. Айзек Бенедикт Мортон, в кругу семьи просто Блейк, не отрываясь, смотрел на меня. Он как всегда был с идеальной укладкой и в пошитом на заказ костюме от Бриони, черном, как и его имя.[1] Лишь легкая щетина выбивалась из привычно безупречного образа — наверняка не успел побриться после перелета и прямо из аэропорта рванул к Тринити Черч.
— Ну привет, кукла,[2] — тонкие губы изогнулись в злой ухмылке.
— Здравствуй, дядя, — я стиснула дрожащие пальцы в замок.
Как же я не хотела с ним встречаться! Даже время церемонии прощания сообщила неверно, чтобы ненароком не пересечься, но он меня раскусил.
— Чего ты добивалась? — в обманчиво спокойном тоне явственно слышался гнев.
Всего лишь оттянуть разговор. Потому что нутром чуяла — ничего хорошего он не принесет.
— Мне давно восемнадцать, дядя, — я повела плечом, изображая безразличие. — И я могу сама принимать решения и распоряжаться своим временем.
А еще финансами, что раздражало его больше всего. По завещанию контрольный пакет акций отойдет мне, а Блейк так и останется одним из совладельцев.
— А вот и нет, — хмыкнул он, наклоняясь ко мне, от чего по спине побежали мурашки. — Во-первых, по закону штата Нью-Йорк, ты еще несовершеннолетняя.[3]
— Да плевать, — перебила я, теряя терпение. — Подожду!
— А во-вторых, — карие глаза хищно прищурились. — Тэд изменил завещание.
Я изумленно ахнула. Неужели отец… лишил меня наследства?
— До момента фактического совершеннолетия я — твой опекун, — продолжал Блейк, явно наслаждаясь моим смятением. — И я буду принимать решения, на что тебе тратить деньги.
— Я… подам в суд…
— Давай, — кивнул он. — А я понаблюдаю, как ты наймешь адвоката без доступа к счетам.
— Что? — от ужаса меня бросало то в жар, то в холод.
— Кредитки тоже заблокированы, — Блейк продолжал упиваться властью. — Так что на ближайшие полтора года можешь забыть о клубах и тусовках.
Я оторопело хлопала глазами. Должен же быть хоть какой-то выход!
— Я превращу твою жизнь в ад, кукла. Как ты когда-то превратила мою.
[1] Отсылка к схожим по написанию в английском языке словам «black» (черный) и «Blake» (имя Блейк).
[2] Обыграны созвучные в английском языке слова «doll» (кукла) и «Doll» (уменьшительное от «Долорес»).
[3] Совершеннолетие в штате Нью-Йорк наступает с 21 года.